Из воспоминаний об обстоятельствах гибели
Богоявленский, с.Меркушино (31)
Сдешнее духовенство и буржуазия сумели так возстановить крестьян против советской власти, что местныя крестьяне, вооружившись самодельными пиками, косами, топорами, дробовыми ружьями и частью винтовками, руководимые бывшими офицерами, пошли громить Советы и жестоко расправляться с большевиками. При занятии Красной армией села Меркушино пришлось расправиться и с главарями возстания в числе 6 человек, из которых один был поп, который с крестом в руках вёл толпу, вооружённую чем попало, на большевиков как людей, продавшихся антихристу, за что был разстрелен в месте с остальными главарями. (В.Зотов. Из воспоминаний 1918 года)
Введенский, с. Катайское (8)
Оживление буржуазии стало ещё ощутительней и потребовало применения к ней суровых мер со стороны Совдепа, Штаба и военного Отдела. Так, например, расстрел священника Троицкой церкви Введенского, который через своего церковного сторожа 12-го июля утром, увидев по тракту, идущему из зав. Каменский в с. Катайск, поднявшуюся пыль и думая, что это приближаются чехи, поднял звон за спасение родины и приближение спасителей "белых". (Л.А. Дудин. Воспоминания адъютанта 253 полка Красных Орлов)
Горных, с.Покровское (21), и отчасти Словцов, с. Егоршино (19), Снежницкий, с. Трифоново (20)
Отдельные крестьяна с села Покровскаго мне заявляли, что Покровский поп, кажется, его называли отец Платон, у которого был сын ушовши с Дутовым, по посредством Нехонова и одного из братьев Нехонова, особенно с Нехоновым и с тем, который приезжал к нам в депо, именовал себя анархистом, были связаны. Платон был связан с попом села Егоршино и Трифоново. Причём я должен заметить, что поп Платон до революции был председателем Союза истинно русского народа.
[…]
Мне Покровский крестьянин принёс пакет Покровского военкома т. Брилина, что частые совещания у попа. Собрание было с участием выше указанных лиц, и поп Платон настолько онаглел, что открыто на улице ведёт агитацию. Сущность содержания записки: "Ну как можно теперь прийти в совет, что за власть собралась – рвань с грязными руками сидит за красным столом, и поговорить нельзя, да и говорить то не умеют".
[…]
Во время обыска нашли обмундирование, револьвер, шашку, винтовку и 40 тысяч николаевских денег. Оружие забрали, деньги оставили под подписку попу, но также взяли попа.
[…]
День попа я продержал в штабе, затем чтобы пустить его в расход, то есть "к семафору", но красногвардейцы к вечеру мне доложили, что в депо рабочие ведут большие споры, кто за попа, кто против попа. На этот случай приехал комиссар Сибиро-Уральского фронта от т. Берзина, который рекомендовал отпустить попа под расписку до более удобного случая, но не в коем случае из виду не упускать и в нужный момент вывести в расход. Так было и зделано. (Павловский. Командир Егоршинских копей)
[…]
За наше шестидневное отсутствие с фронтовой полосы Нихонов, организатор Егоршинского восстания, с Покровским попом сумели организовать отряд. (Павловский. Командир Егоршинских копей)
Инфантьев, с. Таушкан (18)
В одно прекрасное время в штаб нашего полка до крайности взволнованный прибежал мужчина средних лет и сообщил печальную весть: в с.Таушкан в 20 в.от д. Ёлкиной рано утром нагрянуло несколько вооруженных казаков и кулаков из местных жителей в сопровождении священника, ворвались в с.Таушканское, переловили всех членов Волостного Совета вместе с председателем и зверски с ними расправились. Сообщившему о происшедшем удалось спастись каким-то чудом. Не медля долго, он напрямик по болотным дорожкам прибежал и сообщил о положении дела, для того, чтобы наш полк мог оказать содействие.
[…]
Не ожидавший нас небольшой конный отряд всполошился и беспорядочно начал отстреливаться, но вскоре севши на коней, поспешил скрыться. Остался один лишь священник, виновник этого набега, которого мы вскоре и разыскали. Как сейчас помню высокую прямую фигуру этого человека с головой, убелённой сединами. Это был тип библейского праотца Авраама. На все вопросы он не давал положительных ответов и упорно отмалчивался и не добившись от него никаких результатов о цели их зверства и количественности банды, отправили его в штаб полка. (А.Н. Грязных. Боевые заметки из жизни 4 Уральского Стрелкового полка)
Сергеев и Сидоров, с. Далматовское (5, 6)
В городе во время боя стреляли из окон, при чём был убит наш разведчик конный из окна. Вообще эти гражданские первоначальные бои отличались от фронтовых, как то: пули летят чуть не со всех сторон, и как во время боя был звон в колокол. Это звонил поп, дававший какой[-то] знак. (И.С. Попков. Воспоминания о борьбе за Власть Советов на Урале)
11 июля наши сторожевые посты заметили сначала конную разведку, а потом и цепь. Всё было готово, пулемёты, замаскированные на своих местах, уже готовы были осыпать наступающих. Какая-то нервная дрожь, дрожь, которую испытывают охотники при виде дичи или зайца, охватывает всех нас, сидящих в одиночных окопчиках, на берегу реки Исети. Соблюдая тишину, зорко глядим мы в сторону неприятеля, дожидаясь, когда цепь подойдёт ближе. Тихо везде. Уже сумерки. Вот ещё несколько десятков сажен, и мы откроем огонь. Вдруг колокольный звон нарушает зловещую тишину, и цепь рассеивается. Вопрос выясняется. Колокольный звон оказывается сигналом, который устроили местные священники, затворившись в церкви. Они видели все приготовления и дали понять о грозящей опасности для близких им по духу людей и решили пожертвовать собой, но спасти других. (А.Н. Грязных. Боевые заметки из жизни 4 Уральского Стрелкового полка)