ГОД ПРИ БЕЛЫХ
Зима семнадцатого года стояла сильно морозная. Знойный мороз заставлял мужиков сидеть дома в избе и говорить о разных небылицах. В это время было о чём поговорить: война с Германией, Красная Гвардия, забастовки в городах. Мужики многое слышали обо всём, но никто не представлял ни о чём. "Настало пришествие антихриста, а там скоро и второе пришествие Христа", – говорили мужики. Иногда говорили о слышанных от демобилизованных солдат об организованных в Петрограде и в Москве "Советах", но не знали, что это власть рабочих.
Прошла зима. Наступила весна. Разлив реки охватил все берега. Пошли по реке пароходы с красными флагами, но кто на них ездит, мало кто задумывался. [81]
На каждом пароходе можно было заметить 10-20 человек солдат, а кто они? – неизвестно. На некоторых пароходах виднелись пулемёты, закрытые брезентовыми чехлами. Пароходы, приставая к берегам, давали небольшие свистки, как будто боялись кого-то. У каждого приставшего парохода на борту было написано: "Вход посторонним запрещён". Многие были в недоумении, но разгадать не удавалось.
Мужики от проезжающих торгов слыхали, что есть Красная и Белая гвардия. "Красная грабит, а белая даёт", – так говорили мужики.
Вести неслись все разные и разные. Скоро и мужики узнали, что на параходах ездят Красные. Многие говорили: "Нам всё равно. Мы будем служить обеим". Мужики больше всего боялись красных. Про них было слышно, что они берут хлеб, лошадей, [81об] коров, оскверняют церкви и много плохого для верующих. Только покажется издали параход, мужики угоняют в лес скот. "Пойдите, пойдите со Христом, чем быть с"еденными антихристом", – говорили в деревне бабы.
Время идёт своим чередом. Июнь месяц принёс ясную картину, что красные "грабят". Кузнецовский купец БОНДАРЕНКО ещё весной уехал в Тюмень и не вернулся. Красные об"явили национализацию "Бондаренкиной" мельницы и лавок. Мужики гурьбой пошли в Кузнецову, чтобы получить домой имущество. Понесли домой кто топор, кто вилы, кто дюжину икон, а доброго уже не было. Всё было спрятано и продано.
Начались выборы Советов. Мужики слышанное увидали своими глазами. Мужики почти каждый день собирались на сходки, обсуждали местные дела. Всем было некогда, наступала [82] страдная пора.
Наступил июль месяц, было только слышно, что белые наступают, но красные заставили дорогу баржами с песком, не пропущают – стреляют. Пароходы начали ходить чаще. Больше на них ездило солдат. Воздух пах порохом. Все ожидали что-то страшное, но не знали ничего.
Но вот и мужики увидали, что у красных плохо. В один день прошло семь пароходов. Пароходы шли по два в ряд, везли баржу "Артельная", нагруженную скотом и кухнями. Шли они, торопились. Красные отступали. С ними же был маленький пароход "Барказ №12", комиссарил на нём Митя. На будках стояли посты и смотрели назад.
Дошли до Кузнецовой. Позади всех плёлся с большой баржой "Смелый". [82об] Он вёз кооперативный хлеб к Кузнецову. На нём солдат не было. Командир парохода собрал матросов на палубу и начал говорить: "Господа! Мы везём Красным хлеб. Нам с ними ехать незачем. Нужно оставить баржу и убежать к своим – к белым". Речь командира была одобрена. Решили убежать к белым. Постепенно доехав до Кузнецовой, командир об"явил: "Машина попортилась, нужно собраться всем и воротить колесо". Собрался весь экипаж. "Смелый" убежал к белым. Красные оставили Кузнецову.
Мужики красных не видят, и белые не пришли. Было слышно, что красные ушли под кедры (Кедры – выше Сосвинского завода кедровый лес). Сходок больше не было. Страдная пора скоро развеяла в памяти у мужиков о красных и белых. Им было не до того: "Надо пахать и страдовать", [83] – говорили мужики.
Вдруг неожиданно приехали новые люди. Была белая разведка. Разведка была небольшая, только из трёх человек. Командиром был поручик "Федька Путилов". Ярко блистающие погоны и пуговицы новых гостей привлекали внимание крестьян. Но они проехали, улыбаясь, не обратили внимание. В обеденный перерыв говорили: "Если бы мы знали, где красные, обязательно сказали бы "Федьке".
Белые ехали быстро и доехали до Кузнецовой. Поставили посты. У "Федьки" было много родных. Он засиделся за чаем. Разведчики по очереди стояли на посту. Никого не было видно и слышно. Не было и подозрения, что красные придут.
Пришла смена. Разведчики спокойно стояли и заметили [83об] в бинокль – кто-то едет? Разсмотрели. "Красные!" – закричали в один голос. Пошол один к командиру с донесением: "Ваше благородье, господин поручик! Видна красная разведка", – доложил разведчик. "Стрелять по ним! И взять в плен!"
Красные спокойно доезжали до Кузнецовой. Началась перестрелка. У одного красного подстрелили лошадь. Остальные уехали. Белые взяли у красного винтовку, сняли шинель и седло с лошади. Пошли в Кузнецову. Не успели перейти речку, опять красные. Опять перестрелка. Красных было 20 человек. Одного белого ранило. Второй побежал. Красные его пристрелили. "Федька" сел на коня и смазал пятки в лес.
Деревня красными занята. Кругом красные посты. Пришёл пароход, второй, и приехал весь штаб фронта. [84]
Наступила ночь. Красные были в полном расположении спокойствия. Всем мужикам было приказано собрать по буханке хлеба для войска.
"Федька" сбился с дороги и заехал в болото. Лошадь провалилась до брюха. Слез, вытащил, опять поехал, но от"ехав 100 сажен опять провалился. Слез. "Ах, чорт возьми, скоро ли я выберусь?" – проговорил "Федька". Только эхо раздалось по лесу. Снял седло и пошел пеше, но военная хитрость натолкнула его, и он опять вытащил и повёл за узду. Утром выехал в Кривоногову, и опять семь человек красных. Повернул и опять уехал в лес. Лесом уехал к белым, "торжествуя победу".
С наступлением утра красные пошли в наступление. Опять баржа "Артельная" поплыла по Тавде. Появились в деревнях Советы. [84об]
Красные, имея в наличии один баталион, быстро пошли в наступление. Посланная разведка узнала, что белые стоят в Таборах. В деревне Фирулях сделали остановку. Высадили пехоту. Ночью пошли в наступление на Таборы. Штаб оставили в Фирулях на пароходе. Утром красная пехота и кавалерия начата окружать Таборы.
"Федька", вернувшись к белым, сообщил о своей разведке, но не поспели укрепиться, послышалась стрельба. Подошли красные. "Федька" взобрался на церковь и начал стрелять из пулемёта. Натиск красных дал знать себя "Федьке", он был ранен в кончик левого уха. Белые отступили, он остался. Отступить не поспел. Забрался в алтарь под престол и просидел почти сутки.
Табары оказались за красными. Белые отступили. Красные взяли в плен офицера Зуева. [85] Послали в штаб батальона и решили немного отдохнуть.
Белые отступили в деревню Ермакову. Там у них стояли пароходы и штаб. Белые начали формировать свои силы и ночью пошли в наступление на Таборы. Красным пришлось отступить. В расплох захваченная красная пехота растерялась, и организованно отступили только 15 человек. Собрались на пароход. Приготовились к отступлению.
Только что собравшиеся красные на пароход, заметили идущий пароход "Алтай" – это белые наступали. Началась перестрелка. Баржа нагруженная не давала развить быстрого хода. Комиссар баталиона, видя, что белые близко, решил оставить баржу. Взял топор и побежал рубить буксир. Его заметил командир [85об] парохода. Закричал: "Что ты, сукин сын, делаеш? Мать твою… Разве можно оставить продовольствие и людей у них? Не смей рубить!" Комиссар бросил топор и скомандовал: "Пулемёт, огонь". "Полный", – скомандовал машинисту командир. Белые сели на мель. Красные полным ходом отступали. Таборы остались за белыми.
Была полнейшая тишина. Люди по улицам не ходят. Только одна Прибытковская старуха каждый час выходила на берег и, шамкая старыми зубами, говорила: "Скоро ли прилетит лашточка кошатая", – ожидала белый пароход обратно. Сын её уехал в Тюмень, боясь красных, а её оставил дома хранить хозяйство. – "Наконец дождалась! Шлава истинному Христу, лашточка прилетела", – радуясь, говорила старуха. [86] К белому пришёл другой пароход "Конда". Снялись и пошли в Таборы формировать свою армию.
Красный пароход вёз свою баржу. Оставшиеся красные отступали пеше, питаясь в деревнях. Пароход начал чувствовать топливный кризис. Сделали остановку в Носовой, чтобы набрать дров и собрать оставшихся красных.
Зуев, сидя в люке, решил пойти к комиссару с просьбой, чтобы его отпустили. Он был в своей деревне. Отец его раньше занимался торговлей, жил в Носовой. Младший брат Иосиф был тоже офицер. Служил у белых где то в армии. Конвоир Зуеву пойти к комиссару разрешил и повёл его в кабинет комиссара.
"Можно?" – раздался крик в дверь комиссара, Зуев просил разрешения войти. "Войдите!" – ответил [86об] комиссар. Зуев вошол, начал проситься, чтобы его отпустили. "Я дома, мне с вами ехать не зачем. Я воевать совсем не хочу. Отпустите меня домой", – проговорил дрожащим голосом Зуев. "Нет, мы вас, господин, не отпустим, а разберёмся в дальнейшем", – ответил комиссар. – "Уведите, тов. Красногвардеец!" – обратился комиссар к красному. "Смирно! Кругом! Ша-аго-ом ма-арш!" – скомандовал красный и повёл Зуева в люк.
Зуев, во время взятия в плен обыскан не был и сохранил бомбу. Он быстро вынул и бросил её в машинное отделение парохода, ранив конвоира. Убежал в лес. Красные собрались и пошли отступать. Красные, прощаясь с мужиками, говорили: "Мы пробудем там только один год и вернёмся к Вам с новыми силами". [87]
Раненый пароход еле пошол дальше, не дожидаясь с фронта противника. Но пройдя 40 вёрст, машина не стала работать. Бомба повредила. Остановились на берегу, решили дождаться помощи с тылу. Ночь была темна и холодна. Красные стояли на посту и следили за всем движением и стуком на воде. Огни на пароходе погасли. Только видны одни фонари в машинном отделении, и слышен стук молотка. Машинист ремонтировал машину.
Ночная тишина далеко приносила стук по воде. "Откуда-то идёт пароход", – говорили красные между собою. "А откуда?" – "Неизвестно". Доложили комиссару. "Рота, готовьсь к бою!" – скомандовал комиссар. Посты заметили огонь с тылу. Это шол красный пароход на помощь. Тихим ходом подплыл к [87об] раненному пароходу. Остановился.
"Тут кто?" – спрашивает командир парохода.
"Народоволец!" – ответил пришедший.
Прицепились и пошли на Сосьвинский завод отступать. Тавда осталась без власти. Советы распались.
Белые собирали свои силы, мобилизовали солдат. Собирались раздавить в кедрах красных. Неделю спустя накопили белые. Бронированные пароходы пугали не только мужиков, но и мобилизованных солдат. Пароходы "Алтай" и "Конда" полным ходом идут вперёд. Лениво по палубе ходят солдаты. На будках стоят посты с пулемётами. Знакомые офицеры машут фуражками, здороваясь с кулаками. Тут-же ехал и Зуев, но ужу не рядовым, а ротным командиром. Так доехали до Кузнецовой, сделали остановку. Назначили сельского старосту. [88] Отдали всем обществам приказ №12:
" Командир 10-го Отечественного полка временного Правительства Сибири, сим приказывает всем сельским десятникам и гражданам Дворниковского сельского общества немедленно нарядить по 1 лошади с каждых 5 дворов и представить в дер. Кузнецову для перевозки войск в наступление.
Командир полка
Полковник Гайда".
Начали мужики собираться в подводы. Ночью же ходили в лес и имали лошадей, чтобы выполнить строгий приказ полковника.
Красные отступили в Сосьвинский завод. Выгрузились с пароходов и уехали на Лялю. Пароходы, выгруженные послали обратно белым, так как они им были не нужны. Пароходы, [88об] идущие от красных, привезли радостную весть, что красные убежали за тридевять земель.
На пришедших от красных пароходах был и Митя комиссар. Он был послан красными [*зачёркнуто – для наблюдения за порядком, чтобы матросы не начали грабить население] в Тюмень, чтобы повести агитацию среди рабочих.
Он был ещё очень молод. Ему было только 17 лет. Он решил после этого остаться дома. Отец его жил в дер. Андрюшиной, занимался сельским хозяйством. Из дому Митя уехал осенью 1916 г. Поступил в Тюмени учиться, познакомился с красными и поехал с ними. Потом его избрали комиссаром парохода "Барказ". Его выдали командиры пароходов, и белые арестовали Митю, привязали к забору на целую ночь с завязанным назад руками. Сентябрьская ночь была очень холодна, и Митя простыл, начал кашлять.
Утром полковник издал [89] приказ №13:
"Командиру карательного отделения.
Взятого в плен красного комиссара немедленно убить. Труп же убитого похоронить на сельском кладбище.
Полковник Гайда".
В 11 часов утра приказ полковника был приведён в исполнение. Митю убили, но не расстреляли, а тут же у забора закололи штыками. Митю похоронили на кладбище местные граждане.
Радости полковника не было конца. Несколько пароходов он решил использовать для передвижения войск. Назавтра же издал приказ №14:
"Во изменение приказа №12 предлагается оповестить население [89об] Дворниковского сельского общества, что наряд подвод отменяется.
Полковник Гайда"
Белые в Кузнецовой простояли три дня и поехали на Сосьву. Думая, что белые уезжали и больше не вернутся, мужики опять начали устраивать сходки, но выбирали уже не Советы, а Земское правление. Опять днями сидели на дворе у Бондаренко, опуская билеты в кружку – голосуя за кандидатов.
Так текло время. Мужики собрались на сходку. Приехали на эту сходку трое белых офицеров. С ними до ушей вооружённый приехал и купец Бондаренко. Кулаки встречали его, радуясь, но кой кто смотрел на него и косо. В"ехал Бондаренко в свой двор, заметил сельскую сходку. Не сняв шапку, проговорил: "Что наторговали без меня разбойники грабители? Я с Вами рассчитаюсь!" [90] Собрание затихло. После взял слово офицер – командир отряда Букин: "Господа! Мы красных прогнали, нам суждено разобрать местные делишки".
Начались аресты. Арестовали несколько человек и посадили в подвал дома Бондаренко. Решено было расправиться и с родителями, у которых уехали дети с красными. Арестовали старика Ивана, сын его уехал с красными. Написали приказ:
"Гореловскому сельскому десятнику.
Командир отряда приказывает немедленно арестовать Ивана и предоставить в дер. Кузнецову, предложив последнему взять с собой железную лопатку, пару чистого белья и всё необходимое для погребения себя.
Командир отряда
Прапорщик Букин". [90об]
Ивана арестовали и посадили в подвал дома Бондаренко. Сын его уехал с красной кавалерией. Он служил в царской армии ефрейтором. Во время пребывания красных служил милицаонером при волостном совете. Когда привезли Ивана в Кузнецову, был сельский сход. Ему было разрешено просить общество, чтобы его взяли на поруки. Иван встал перед обществом на колени и слёзно проговорил: "Господа! Помилуйте, спасите! Я не виноват, что мой сын ушол с красными". Общество обратилось к прапорщику Букину. Иван был освобождён.
Многих арестованных послали в г. Туринск. А все, кто брал имущество у Бондаренко, начали приносить обратно.
Наступил октябрь. Установились морозы. Мужики каждый вечер могли слышать стрельбу орудий. [91об]
Многое было слышно, что красные окопались и не отступают. Белые каждый месяц об"являли мобилизацию. Опять многих молодых людей взяли на войну. Мужики опять думали, что войны не будет конца.
Протекла осень и зима. Настала весна. Разлив воды опять охватил берега и луга. Мужики работали у лесопромышленников. Начали ходить слухи, что белым приходится жарко, по говорить стеснялись. За это садили в тюрьму.
Прошол июнь, июль. Солдаты десятками шли домой, неся с собою винтовки. Оставляли белый фронт. Август месяц принёс последние известия. Пароходы везли баржи, загруженные машинами и разными грузами. Отступала буржуазия и везла с собой весь Сосьвинский завод. По палубе ходили толстые мужчины и женщины, стремившиеся [91] удрать от красных. Знакомые офицеры махали фуражками, говорили: "Мы через год вернёмся!"
"Ровный путь, чтобы век не быть!" – кричали им мужики.
Лушников. [92]
Воспоминания посвящены гражданской войне в 1918-19 г. по реке Тавда Ирбитского и Нижне-Тагильского округа Уральской области
Автор Лушников Фёдор Павлович
г. Свердловск
Совпартшкола
1926. 3 Июня [92об]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.192.Л.91-92об.
