Нетренированный военкоммунист (uncle_ho) wrote,
Нетренированный военкоммунист
uncle_ho

Category:

Ермаков П.П. о Первой русской революции в Бисерском заводе. Часть 3

Часть 1
Часть 2

Расширение влияния, связь с Пермью, визит Артёма, работа с призывниками, первая маёвка
***
С весны 1906 г. наша группа не ограничилась деятельностью в Бисере, стала завязывать связь с рабочими [75об] окружающих заводов: Пашинским, Кусье-Александровским, Теплогорским, Горевознесенским рудником, [местечком] промыслы, Верхисовскими платиновыми промыслами.

В Пашинский завод для установления связей были командированы т.т. Вялых и Просвирнин. Но там они встретили сильное противодействие со стороны группы эсеров, руководимой местным рабочим – столяром Лабутиным, который заявил нашим товарищам, что он не допустит проникновения соц. демократов, не даст у себя в Паше вести агитацию [не] эсерам! Ввиду того, что наши товарищи пробыли в Паши всего на два дня, им не удалось организовать соц. демокр. группу, точнее подорвать влияние на пашинских рабочих Лабутина.

В Кусье-Александровском заводе удалось завербовать только группу сочувствующих человек пять. В Теплогорском заводе через посредство переехавшего на работу в этот завод одного из членов нашей группы удалось создать группу в 6 человек. Я туда два раза ездил проводить собрание, также на Горовознесенский рудник, находящийся в 9 километрах от Т-Горского завода.

Неудачно окончилась поездка т. Костарева на В-Исовские платиновые прииска, где он устроился работать столяром. Проработав две недели, был [выслан] под конвоем двух казаков-кубанцев, стоявших на охране приисков, по распоряжению управляющего приисками инженера Перрэ, известно го своей жестокой эксплоатацией рабочих Ленских приисков.

Причиной высылки с приисков Костарева, послужила его неосторожная пропаганда среди слесарей ремонтной мастерской приисков. Тов. Костарев не учёл, что на приисках слесаря были аристократами среди приисковых рабочих, и то более привелигированное положение, которое они занимали на приисках. Высокий заработок, хорошие жилищные условия, более вежливое [76] обращение с ними приисковой администрации делало большинство из них консервативно настроенными, тем более они являлись единицами среди двух тысяч горных рабочих. Поэтому, лишь только Костарев повёл агитацию, как одним из слесарей было доложено Перрэ об этом, который немедленно после заявления слесаря вызвал к себе Костарева и заявил: "Вот тебе г. Костарев расчёт, у крыльца стоит пара лошадей и пара конных кубанцев, и через 20 минут чтобы тебя духу не было у меня на приисках, т.к. я не потерплю, чтобы одна паршивая овца испортила мне всё стадо рабочих!"

Костарев был вынужден воспользоваться "любезностью" г. Перрэ и вылететь до ближайшей станции с почетным эскортом. Хотя на приисках была и полиция, но Перрэ любил лично расправлятся с неугодными ему людьми, по этой причине Костарев отделался легко.

На станции Бисер также была группа, из которой я помню телеграфиста Дядькина, конторщика товарной конторы Вздорных, Зав. пакгаузом Коршунова, сторожа вокзала Лысьва и двух слесарей из ж.д. депо. Через посредство этой группы у нас была налажена транспортировка литературы из Перми, которой мы пользовались до февраля 1908 года. Постановка транспортирования литературы проводилась следующим путем: до станции доставляли литературу поездные бригады, которые её передавали Вздорных, который в свою очередь передавал Коршунову и последний моему старшему брату Александру, который работал на перевозке грузов со станции в завод для об-ва Потребителей. Таким путем мы доставляли литературу вплоть до моего ареста 4-го февраля 1908 года. [76об]

Ещё в день моего ареста я утром получил кг. 15 литературы, возвратясь в этот момент из Кушвинского завода, куда я ездил с целью установления связей. Телеграфист Дядькин нами использовался в части осведомления всех поступавших телеграмм на имя полиции и станционных жандармов. Поэтому мы были всегда в курсе всех предпринимаемых полицией и жандармами мероприятий против нас. Поэтому все приезжавшие к нам работники из Пермского комитета ни разу не провалились, несмотря на то, что о приезде нового человека в наш маленький заводик быстро увнавали, т.к. знали один другого не только в лицо, но даже по походке. Поэтому законспирировать приезд не только нового человека, в особенности "агитатора", как называли полиция всех партработников, была вещь не лёгкая, и наличие у нас связи с ж.д. телеграфом давало нам возможность не только не провалить ни одного работника, но и самим продержатся долгое время без арестов, отделываясь только безрезультатными обысками.

В тоже время мы старались забрать под своё влияние и волостное правление. В Бисере и рядом в Промысловском и Кусье-Александровском заводе в старшины были выбраны из рабочих: в Бисере и Промыслах – горняки и Кусье-Александровском заводе – доменный рабочий. А также и волостных писарей, как в Бисере, так и в Промыслах. Писаря были сочувствующие и через их посредство мы Пермскому комитету отправили чистых 230 паспортных бланок и 15 шт. пятилетних паспортных книжек.

Вскоре после моего ареста были высланы в Тобольскую губернию Кусье-Александровский старшина и Промысловский писарь. Помню свой разговор с Промысловским волостным старшиной – Батуевым [77] (машинист шахты) и волостным писарем Блиновым. Когда я от них получил 150 паспортных бланок и 10 пятилетних паспортн.книжек, я их спросил: "Как вы отчитаетесь в паспортах перед земским начальником?" Батуев, смеясь, мне ответил: "Ничего, спишем на всех умерших старух и стариков, хотя бы за 10 лет пришлось подсчитывать, кто у нас умер!"

За благополучное положение наше в Бисере Пермский Комитет шутливо нас называли "Богоспасаемый Бисер". Кажется, так нас окрестил покойный Артём после своей поездки к нам, т.к. он был поражен, что в таком маленьком заводе сильная группа, и он смог провести три собрания в зимний период и особенно его обратный благополучный от"езд до Перми. Тем более, о его приезде в Бисер были поставлены в известность как полиция в Бисере, где в то время было два урядника, 5 стражников и два жандарма на станции Бисер, и путь единственный только через станцию Бисер. Но что особенно курьезно, полпути Артём проехал под охраной бисерского урядника и его дочери. Получилось это следующим образом: на станции его поджидали жандармы и урядник. Вёз Артёма на станцию я, для этой цели взял у брата лошадь, т.к. боялся, если его повезёт кто-нибудь другой, то могут провалить. Не доезжая метров 150 до вокзала, я Артёма высадил и направил в квартиру члена группы, служившего сторожем вокзала, и велел ему, что бы он с женой сторожа пришёл в депо, где ему будет вручен железнодорожный билет, и при третьем звонке он на ходу прыгнет со стороны депо в поезд. Он так и сделал, но попал в вагон он тот самый, где ехал урядник к становому приставу в Чусовую и по пути провожал свою дочь, которая ехала в Пермь, [77об] которая служила где-то около Перми учительницей. Артём попал как раз в то купэ, где ехала дочь урядника и Артём быстро свёл знакомство с дочерью урядника, а через три перегона заходит урядник навестить свою дочь (он сам ехал с другим урядником в другом вагоне). Она знакомит Артема со своим отцом, рекомендовав его земским статистиком. Любвиобильному папаше ничего другого не осталось сказать, "что он рад познакомиться" и даже был настолько любезен, что принёс для дочери и Артёма кипятку.

Догадывался, нет урядник, что визави его дочери по купэ, был тот самый "агитатор", которого ему было предложено арестовать – осталось неизвестным.

Был ещё один случай, когда нашу литературу со станции сопровождал до завода становой пристав. Это было летом 1906 г. Я ехал из Перми с окружной конференции и вёз в корзине полученные мною из Пермского комитета прокламации, газеты, а также купленные мной для партийной библиотеки книги и брошуры. По приезде на станцию я её передал довезти земскому ямщику, а сам пошёл пешком, не зная, что с этим же поездом приехал из Чусовой пристав. Ямщик мою корзину поставил под сиденье, и пристав не подозревал, что находящаяся у него в ногах корзинка, была наполнена "преступной литературой"! Правда, приставу было бы очень трудно удовлетворить свое любопытство, кому вёз корзину ямщик, т.к. последний был очень большой заика – если от него получить десять слов, нужно запастись большим терпением.

После подавления вооружённых востаний в России и нашей неудачной попытки активно выступить на помощь восставшим мы решили, что нужно вести работу среди царской армии. [78]

[В] отсутствие в Бисере воинских частей, если не считать кратковременного пребывания в ноябре 1905 г. взвода солдат на станции Бисер на короткий срок мы повели эту работу через рекрутов, т.е. молодежи призывного возраста, проводя среди них агитацию и пропаганду. А также поддерживали с призванными в ряды царской армии письменную связь через личные связи с тем или иным солдатом наших членов группы, раз"ясняя им, что их интересы должны быть не в защите самодержавного строя, а в выступлении за трудовой народ. И наша работа в этом направлении не была бесплодной – многие из попадавших молодых ребят уходили сознательными в царскую армию, а некоторые из них участвовали в военных организациях. Например, из призыва 1906 г. 5 человек участвовало в Выборгской военной организации. Были очень редки случаи, чтобы из бисерской молодежи получились очень верноподанные служаки "царю и отечеству", что показала история гражданской войны, когда белые в Бисере навербовали добровольцев всего 5 человек! А с Красными частями ушло около 200 человек! Да и произведённые в офицерские чины во время империалистической войны солдаты, за исключением одного штабс-капитана, пошли добровольцами в Красную Армию.

Связь с Пермским комитетом была поставлена очень хорошо и не прерывалась до 1908 г., как со стороны живой, так и письменной, посредством шифра. Из явок в Пермь помню следующее: в кустарном Пермском банке через служащего банка Вавилова (это была первая явка, нам дана для приезда на Окр.конференцию в июне 1905 г.). 2-я в магазине бр. Агафуровых через кассиршу магазина на бывшей Сибирской улице. 3-ю в оптическом магазине Липшиц. 4-ую на бывш. Екатериненской – [78об] зубоврачебный кабинет. Фамилию зубного врача не помню, а затем ездили без всяких явок, получая доступ в Пермский Комитет через Михайловых. Один из членов семьи студент Амнеподист – был членом Пермского комитета под кличкой "Арсений" (эмигрировавший в конце 1907 г. или в начале 1908 г. во Францию, где, кажется, и остался совсем, т.к. в конце 1918 г. не возвратился от туда). Связь с семьёй Михайловых нами была установлена через одну из сестёр Михайловых, служившей у нас в Бисере учительницей, и последняя нами в конце 1906 г. завербована в нашу группу. Но ей долго у нас работать не удалось, и за антирелигиозную работу среди учеников земской школы сначала была арестована и после освобождения она ещё два или три месяца проработала, и была уволена как политически неблагонадёжная.

В 1908 г. Михайлова Сима судилась по делу Пермского Комитета вместе с т.т. Накоряковым, М. [Загущенных], Котовым, Петуховым В.И., Двоеглазовым Владимиром, Корякиным Иваном и Мякишевым Ив. (работавшим пропагандистом в Пермском Комитете под кличкой "Алексей") и вместе со всей указанной группой приговорена в ссылку на поселение, которую вся эта группа отбывала в Енисейской губернии, Канском уезде, Тасеевской волости, где я застал их, придя также на поселение в начале 1911 года. Михайлова в конце 1911 года эмигрировала в Галицию, затем жила в Кракове.

В Октябре 1907 г., по постановлению Пермского Комитета в Чусовском заводе было организовано районное бюро. Районную конференцию организовал и проводил Яша Рябинин (проживающий в данный момент в Москве). В состав Бюро от Бисерской группы вошёл я и Костарев. С этого момента непосредственная связь Бисерской [79] группы перешло от Перми в Чусовую. С Чусовой Бисерская группа поддерживала связь в годы реакции почти до 1917. Правда, после 1908 г. проводилось уже периодически временно приезжавшими в Бисер Костаревым и Просвирниным, а затем группировалось до десятка рабочих доменщиков около тов. Ошвинцева, работавшего в Бисере доменным мастером, и активного участника нашей группы с 1905 года (работавшего до 1934 г. Председ. Уралоблисполкома, в данный момент работает в Сов. Контр. в Москве).

После 1908 года знаю, что оставшимся товарищам проводилась работа по распространению газеты "Правда", а также по выборам в больничную кассу. Этой работой руководили Костарев и Просвирнин. И за то, что в Правление Больничной кассы провели всё рабочих, и через 4 дня после выборов Костарев и Просвирнин жандармерией были арестованы и высланы в Троицкий уезд Оренбургской губернии, где в 1915 году Костарев в погиб в степи во время бурана, а Просвирнин уже после революции от туберкулёза.

Первые аресты, которые были проведены среди Бисерской группы, если не считать ареста Михайловой Симы, не повлиявшие на работу. В 1908 г. 4-го февраля, когда был арестован и я, и тов. Вялых, а Костарев и Просвирнин были поставлены в такие условия, что каждый их шаг, движение контролировался двумя урядниками вкупе с 5-ю стражниками. И продержавшись с полгода, они были вынуждены скрыться из Бисера в Лысвенский завод, от куда им также пришлось бежать, и в 1909 г. мы опять оказались вместе. Пришлось работать в гор. Тюмени (где я находился в ссылке) над восстановлением партийной организации, разгромленной охранкой в 1908 году, арестовав руководителей Тюменского Комитета: т.т. Арона Сольца, Мельничанского, Стецкого, Мишина и др. За работу в Тюменской организации мы опять все трое 2-го апреля 1910 года были арестованы, и 18 сентября мы с Костаревым судились (Просвирнин был через два месяц а ареста освобождён), в результате чего Костарев был оправдан, а меня приговорили в ссылку на поселение.

Нельзя не остановится в деятельности Бисерской группы это проведение в 1907 г. грандиозной маёвки 1-го мая. На эту маёвку мы сумели [собрать] больше 50% рабочих доменьщиков и горняков. Некоторые горняки за 12 километров прибежали с рудников на маёвку. Для проведения маёвки нами была остановлена доменная печь на 16 часов – фактически она не работала 20 часов.

Для проведения маёвки мы избрали высокое место, называемое "Камешек" – место гулянки местных жителей. С этого места открывалась понорама на весь завод, а также и наша маевка была хорошо видна из завода. Время для сбора назначено в 12 часов дня. И ровно в установленное время рабочие завода и рудников собрались к назначенному времени.

В 12 часов дня мной был открыт митинг и сделан доклад об истории празднования 1-го мая и истории организации Интернационала. Костаревым был сделан второй доклад – "текущий момент и наши задачи". Трибуной нам служил большой камень, напоминающий стол. Около импровизированной нашей трибуны, на двух растущих ёлках были водружены два флага – один красный, другой чёрный (сшитые из атласного материала по нашему заказу в Перми в конце 1906 г.). Надписи на них были такие: на красном – "Пролетарии всех стран соединяйтесь! Да здравствует свобода!", на чёрном – "Вечная память борцам революции! Проклятие и смерть палачам!" Между прочим, наши флаги сохранились до 1917 года, хранившиеся у Ошвинцева, [80] но благодаря его небрежности оказались истлевшими.

Характерно, что при подготовке к проведению 1-го мая мы ничего не говорили об угощении, но когда я стал открывать митинг, то подходит ко мне один пожилой рабочий-горняк, достает из кормана сороковку водки, наливает чашку и говорит мне: "Выпей, Петя, лучше будешь говорить!" Я на это ему ответил: "Ты ведь, товарищ, знаешь, что с января 1905 года не пью". На мои слова послышались дружные выкрики со стороны собравшихся: "Выпей, выпей ради нашего великого праздника и поздравь нас!" Предложение рабочего мною было выполнено, точно также и т. Костаревым.

Интересная картина, получилась – лишь только мы закончили митинг с пеньем интернационала, как к трибуне стали подходить рабочие и выкладывать из своих карманов и пазух кто бутылку, кто сороковку с примитивной рабочей закуской: куски чёрного хлеба, посыпанного солью, традиционные луковки и кой кто сушёной воблы и печёных яиц. И моментально наша трибуна обросла бутылками и сороковками, а середина камня луковицами, кусками ржаного хлеба, воблой и печёными яйцами. Затем было внесено предложение – выделить 3-х человек для порядка угощения. Затем все по очереди стали подходить к камню, исполнявшего уже после митинга функции букета.

После первой порции водки началось коллективное пение революционных песен, тем более, что репертуар песен был большой. Правда, больше всего исполняли "Марсельезу" и "Дружно товарищи в ногу", так [как] мотив и слова были простые, и особенно нравилась "Дубинушка" рабочим.

Действительно, картина была волнующая, когда несколько сот рабочих глоток гремело по окрестным горам и лесам, когда разносились далеко слова рабочей марсельезы: "Бей! Губи их, злодеев проклятых! Встанет новой [80об] жизни заря!" Тогда же впервые наши рабочие произносили слова пролетарского Гимна: "Вставай, проклятьем заклеймённый весь мир голодных и рабов!" – приводившие в жуть и трепет заводскую администрацию и полицию с одной стороны, с другой высокий под"ём рабочих, переживающих в первый раз коллективно свой рабочий праздник. Даже старики рабочие были в восторге. Многие подходили к нам с излиянием своих "чувств": "Ребятки, как хорошо! Вот бы нам дожить, когда не будет ни буржуев, ни царя!"

Высокое сознание рабочих во время маёвки сдерживало даже отчаянных выпивох и любителей подебоширить. До самого конца маёвки, а она продолжалась до 9 часов вечера, не было ни сильно выпивших, а также каких либо ссор или дебошей. А ведь такое большое собрание рабочих, да ещё с выпивкой было в первый [раз] в Бисере, и на которое доступ был всем желающим.

Естественно, наша маёвка взбесила местную полицию, и, мобилизовавшись, она пыталась разогнать маёвку, но встретив дружный отпор со стороны, с позором должна была ретироваться и в бессильной злобе наблюдать из своих квартир, как рабочие проводят свою маёвку. А особенно их брала злость от развевавшихся на ёлках флагов.

Заводская администрация и служащие завода с трепетом ожидали, что подвыпившие рабочие устроят им погром, о чём нам на другой день передал кадетствующий бухгалтер. Служащие праздновать 1-е мая, конечно, отказались, но через две недели они устроили "майский пикник" в лесу и на котором передрались. И когда мы с Костаревым с иронией спросили кадетствующего бухгалтера: "Ну, как вы провели свою маёвку?" Он должен был нам ответить: "Стыдно, господа, посмотреть вам в глаза после нашего позорного пикника майского: рабочие оказались культурнее нас, интелигенции!" На это я ему ответил: "Нельзя считать культурным всё, что носит крахмальный [81] воротничёк, и не образованным, что ходит в рабочей блузе".

В 1905 г. нам провести маёвку не пришлось: в Бисере ещё не знали о маёвках, а в 1906 г. за 2 дня до 1-го мая пристав в Бисер прислал отряд конных стражников, которые целый день кружили по заводу и особенно, нас не выпускали ив поля своего зрения, б.ч. ездили по нашим следам. Нас в конце безустанная езда за нами стражников обозлила. Мы решили и разделились на три группы: в одной мы были с Костаревым, во второй Просвирнин и в третьей Вялых, и начали их травить в свою очередь, кидаясь из конца в конец по заводу, используя гористую особенность расположения завода, т. е. забираясь по крутизне. Пока, кружась, под"езжают к нам, мы опять снимаемся и перебегаем на другое место. В конце концов, они так измучили своих лошадей, что часов в 8 вечера оставили нас в покое, и остаток вечера мы провели спокойно, хотя тоже уставшие, в одной из квартир.

Ещё нужно сказать об одной провакации, которую нашей группе пришлось выдержать в конце 1906 года со стороны заводоуправления. В конце ноября или начале декабря вдруг в одно утро прибегает ко мне на квартиру подросток и заявляет: "Тебя мужики зовут в контору немедленно!" Я был очень удивлён и думаю: "В чём дело? День рабочий, и почему меня требуют в контору?"

Быстро собравшись, прибегаю в контору. Смотрю, стоит страшный гвалт, но что удивило меня – рабочие лезут один на другого с кулаками, а за перегородкой стоит улыбающаяся администрация. Из отдельных выкриков слышится: "Завод из-за вас останавливают!" Я сразу почувствовал, что это дело провокации, крикнул на всю контору: "Смирно!" От моего крика сразу все замолкли. Я, пользуясь тишиной, сказал короткую речь, содержание которой сводилось [81об] к тому, что обсуждать наши рабочие вопросы нужно не в конторе, где находятся наши враги, а пойдём в волостное правление и там их обсудим. Меня поддержали некоторые из влиятельных стариков. Толпа, находившаяся в конторе, рабочих, немедленно пошла в волостное правление.

Я с подбежавшим в этот момент Костаревым, Просвирниным и Вялых послали ребятишек за горными рабочими, чтобы последние немедленно шли в контору, т.к. из распросов рабочих мы узнали, что заводоуправление в своей провокации выдвинуло мотивом закрытия завода якобы очень высоких заработков забойщиков. Это нас убедило окончательно, что мы имеем дело с провокацией, и пока шли до волостного правления, наша группа провела раз"яснение провокации. И когда собрались в волостное правление, то уже угроз по отношению к горнякам не было.

Нам уже больших трудов не стоило окончательно убедить рабочих в предпринятой шуваловской администрацией провокации. И на жалобы конновозчиков, что меньше зарабатывают горняков, мы предложили: "Вступайте в профсоюз и боритесь сообщала не в одиночку за повышение заработной платы".

В результате итогов собрания постановили послать 10 человек в контору с предъявлением новых требований заводоуправлению. И когда делегация пришла в контору и потребовала, на основании чего они пустили слух о закрытии завода, то они торжественно отказались, что никто в конторе такого заявления не делал. А затем мы пред"явили требование от конновозчиков и доменьщиков с предупреждением, что такие шутки, как провокация, могут привести к очень тяжёлым последствиям. Управитель завода, видя, что его провокация, расчитанная на внесение антогонизма между рабочими, провалилась, был вынужден согласиться с требованиями, пред"явленными доменьщиками [82] и конновозчиками.

Словом, за свою провокацию поплатились администрация, а наша парторганизация выиграла, т.к. получила от конновозчиков признание, "что они были дураки, не слушая нас раньше, и не хотели вступить в профсоюз". Плюс к тому администрация потеряла доверие от последней категории рабочих, которая доверяла до этого больше администрации, чем нам.

Меньше всего нам удалось провести своё влияние среди лесорубов, т.к. на рубке дров работали б.ч. нацмены: башкиры, татары, удмурты и марийцы, и сезонники крестьяне. Плюс к тому они там были разбросаны небольшими группами по лесам.

Кой чего удалось нам сделать для марийцев, которых много работало в углетомительных печах. Улучшили их положение, особенно в части от самой беспардонной эксплоатации и обмана со стороны "жигарей", т.е. со стороны печных мастеров. Заставили построить для них баню, привести в более сносный вид казармы печных рабочих, а также провели большую работу против травли со стороны русских рабочих и служащих.

Вот небольшая история одного маленького заводу в эпоху революции 1905 г. Правда, она не блестит геройством больших событий, которые бы влияли на ход пролетарской революции. Но всё же ту крупицу работы, которую проделало за это время группа революционных рабочих, имела воспитывающее значение для рабочих. Поэтому в 1917 году так легко были созданы революционные организации. А Совет Рабочих Депутатов, имевший тот небольшой опыт в 1905 и 1906 г.г., был ещё в июне 1917 г. бисерскими рабочими признан единственной властью революционного пролетариата. В дни гражданской войны бисерские доменьщики и горняки, с первых же дней пошли добровольно защищать власть Советов.

Ноябрь, 1934г.
г. Свердловск. Пётр Ермаков. [82об]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.435.Л.61-82об.

Рабочие и служащие Бисерского завода
Как утверждается, в 3 ряду 3-й справа – подпольщик Ошвинцев М.К.
Подпольщик Ошвинцев М.К., как утверждается, в 3 ряду 3-й справа
Tags: РКМП, Революция, история
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments