За Егоршинские копи!
Приступая к описанию отдельных эпизодов из жизни мною организованного Егоршинского жел-дор отряда, которого я был командиром, я испарту даю сухой материал. Но уверен, если кто захочет проверить, уточнить мною написанное, все моменты могут быть подтверждены населением и частью документами, имеющихся у бывших красногвардейцов моих и жён померших красногвардейцов.
И нужно изучить и достать из архива комиссии, на основании чего выдавались удостоверения, примерно: Буркову, Вяткину, Соколову, Хмелевскому и другим. Нужно выявить бывших моих красногвардейцов, работающих на Кизеловских копях, так как я узнал у бытности случайно в Москве, Виноградов работает у Башреспублике. По имеющимся у меня сведениям, у Виноградова кое какие документы остались. Причём, как видно из полученного письма, кое что можно найти у Закожурникова в Алапаевске, бывшего красногвардейца отряда Алапаевского, которым командовал Жуков. Закожурников в целом ряде операций участвовал моего отряда. [5]
Я, когда проходил с отрядом Алапаевск осенью 1918 году, узнал, что Закожурников ранен в руку, лежит в больнице. Я зашол проититься и, посколько припоминаю, давал табак и сахар Закожурникову. Закожурникова за весёлый характер у моём отряде звали "Цап-Царап". Однем словом, от Закожурникова у моей памяти осталось очень много красивого и весёлого. Он был смелым бойцом.
Организация моего отряда произошла так.
В январе 1918 года работал слесарем в депо Егоршино как только прибывший из Петрограда для подкрепления вновь построенной жел.дороги, тогда именовалась дорога Северовосточной Уральской дорогой. Будучи совершенно неграмотный по руски, я мог читать только по латгальски. Меня товарищи начали учить по руски писать. Нужно отметить, что я от февраля 17 года до декабря 1917 года был красногвардейцем в Ленинграде, в Руско Балтийском вагоностроительном заводе. Был красногвардейцем, как фронтовик обучал рабочих, как обращаться с винтовкой. [5об] По настоянию комиссара Красной Гвардии Рождественского района т. Корнилова я поехал на Урал. Тов. Корнилов – слесарь оптического завода, старый большевик. Мне ленинградцы передавали, что товарища Конрилова кто то из ленинградских белобандитов убил на Морской в Северной гостинице.
В Егоршине я организовал отряд, видя, что железная дорога ни кем ни охраняется, нет никакой вооружённой единицы. Творились подчас дикости, развивалось пьянство, крепкого партруководителя не было. К этому времени под"ехали два машиниста большевики Макаров и Терпугов. Первое мною созванное совещание было зделано в дежурной комнате машинистов, где временно были остановившись Терпугов и Макаров. На совещании было нас четыре человека: я, Макаров, Терпугов и Сивуха. Я унёс предложение организовать красногвардейский отряд. Организация отряда была поручена мне.
Когда я стал проводить запись в отряд, то первыми записались Бурков, Вяткин, Солдатов, Семёнов. Спустя 4 дня, у меня было записавшись около 40 человек. На первом общем собрании меня выбрали начальником Красной Гвардии [6] Егоршинского района.
Наверно, многие из Егоршинских рабочих помнят и сегодня, как я небольшой отряд по снегу обучал, как обращаться с винтовкой.
В апреле месяце выбрали мне помочника. Помочником был выбран столяр Проскурин.
В начале апреля месяца меня выбрали в районный жел.дорожный совет, был заместителем председателя до организации железнодорожного ревкома. В последнем был выбран членом ревкома. С уходом моего отряда и меня под село Богорядск на место меня в ревком был выбран Сивуха.
Самыми тяжёлыми днями настало время для отряда, это когда стали доходить неясные слухи о чешском восстании. До чешского восстания в депо существовали два лагеря, равно сильных по действующим лицам. В одном лагере находились Макаров, Терпугов, Сивуха и я в главе своего отряда. Во второй группе стоял эсер Карвишка, Покровский житель, Нехонов, Воинов и с ними меньшевики Словцов и столяр Петунин, которыи, об"единившись вместе, [6об] вели ожесточайшую борьбу за овладение отряда. Нашу группу поддерживал Борисов Михаил Михайлович, председатель Главного управления Северо-Восточной Уральской жел.дороги. Вторую группу поддерживал Соколов Владимир, бывший председатель Ирбитского уисполкома.
В начале мая или в конце апреля группе Нехонова и Карвишки удалось внести разрыв в отряде. Меньшевики стали проводить организационную работу и стали записывать в партию эсеров и меньшевиков. Передо мной и перед остальными товарищами стал вопрос укрепить отряд, и группа Нехонова, когда увидела, что никакая агитация не помогает развалу отряда, стали агитировать отдельных красногвардейцев покинуть отряд. Но нужно сказать, часть отряда, не понимая программы нашей, ни программы эсеров и меньшевиков, стало в некоторых товарищах колебание, особенно у тех, которые стояли блиски к группе Нехонова. Но так как само ядро отряда было крепко и не поколебимо, и особенно моё решительное действие, причём примерные поступки, частые собрании с красногвардейцами, совещании по отдельным моментам, что окончательно укрепило [7] отряд.
Особенно отбросило от отряда эсеров и меньшевиков, не помню, кто унёс, не слыханное в истории партий предложение – все левые эсеры и меньшевики объединятся в один блок с большевиками – на одном из собраний об"единённых. Это предложение было принято общим собранием, были выданы большевитские партбилеты и платили членские взносы в ячейку большевиков. В то же время была проведена воспитательная работа. В скором времени Карвишка, Нехонов и Ступин увидели, что с отряда никто не выбывает, крепко поддерживают линию большевиков, просто очутились далеко отброшенными от отряда. Один из таких билетов мною здан в испарт при ЦК ВКП(б) в Москве.
После того, как выше указанные белобандиты убедились, что отряд с нутра не взорвать, повели наступление лично на меня. Один из Покровских крестьян, молодой паринь стал заезжать в депо. Всё это делал бутобы случайно – к своим ребятам-покровцам. Объявил себя, что он анархист и любит свободу, а мне написал два письма. Первое письмо получил, которое просто предлагало мне немедленно бросить отряд, в противном случае буду побит. [7об] За первым письмом получил второе письмо, в котором с самым грубейшим ругательством было сказано бросить отряд, иначе 12-го буду убит.
Я в то время имел квартиру в деревне Паршино. Против депа площадь была завалена дровами, при возвращении поздно вечером домой по мне открыли стрельбу. Сразу я лёк на землю и стал отстреливаться. Второй раз стали обстреливать меня в лесу, но после первого обстрела меня я всегда носил наготове отстёгнутую кобуру и бутылочную бомбу.
После второго нападения на меня товарищи уговорили меня переехать на станцию в квартиру, а в Паршине квартиру бросить, что я и зделал. Уехал в квартиру одного машиниста, эту квартиру каждый малыш знает. Я интересовался, когда ездил, у одного подростка спросил: "Не знаешь ли, кто жил в этом доме в 18 году? Тебе не рассказывали?" Ответил: "Мне говорили, что здесь жил комиссар, начальник Красной Гвардии". А второй взрослый разсмеялся и сказал: "Это ведь ты жил". После он поделился прошлым со мной впечатлением, и мы разошлись.
В май особенно стали к нам поступать тревожныи вести [8] о восстании чехословаков, о козацком восстании. Тут группа Нехонова, Карвишки, Словцова, Воинова ободрились особенно, бешено повели работу по разрушению железнодорожных сооружений и по организации белых банд.
Постараюсь вкратцах изложить отдельные эпизоды борьбы отряда с попытками белобандитов сорвать эвокуацию и зделать восстание.
Отдельные крестьяна с села Покровскаго мне заявляли, что Покровский поп, кажется, его называли отец Платон, у которого был сын ушовши с Дутовым, по посредством Нехонова и одного из братьев Нехонова, особенно с Нехоновым и с тем, который приезжал к нам в депо, именовал себя анархистом, были связаны. Платон был связан с попом села Егоршино и Трифоново. Причём я должен заметить, что поп Платон до революции был председателем Союза истинно русского народа. А бывший его секретарь по союзу работал в 18 году секретарём Егоршинского волостного исполкома, а этот секретарь был связан с Ирбитским купцом.
И от Ирбита 8 вёрст или 12 жил бывший инспектор Западного фронта царской армии некто Улянов, у которого я [8об] во время обыска нашол винтовки 2: одна бердана, вторая трёхлинейная, и он был мною арестован и передан в Ирбитскую ч/к. Ну, о нём после ниже напишу.
В деревне Трифонове под видом инженера жил князь, фамилию забыл, жил у дьякона под видом родственника, приехавшего отдохнуть. С ихней же организации бывший исправник города Экатеринбурга Шмелев временно проживал в Туринске и Тавде, а семья Шмелева в Камышлове.
Из ихней же компании крупный извозопромышленник, он же житель Курьи рядом с Курьинским курортом.
Если бы мне побывать, я бы эту избу нашол.
Вот вам часть того букета, который нами был известен. Часть я этого букета расстрелял, часть передал в чека, и часть расстреляли Алапаевские ребята первого крестьянского полка. Читая мою рукопись, будете удивляться, почему я всех не разстрелял. Ниже буду описывать отдельные эпизоды, там вы зделаете вывод, как это было, когда разстреливал безпощадно, а часть этой сволочи осталась и пришлось расстреливать другим. С сожалением хочу сказать, событии одна за другим [9] надвигались. Трудно было разобраться. Особенно щасливая из их часть осталась жива и потому, что политический комиссар фронта т. Кобелянко мне заявил, что если у тебя и дальше будут бегать, то я зделаю, что и ты убежишь.
Мне Покровский крестьянин принёс пакет Покровского военкома т. Брилина, что частые совещания у попа. Собрание было с участием выше указанных лиц, и поп Платон настолько онаглел, что открыто на улице ведёт агитацию. Сущность содержания записки: "Ну как можно теперь прийти в совет, что за власть собралась – рвань с грязными руками сидит за красным столом, и поговорить нельзя, да и говорить то не умеют". Вот приблизительно содержание текста записки т. Брилина, но слова попа мною не забыты. Вот по какому случаю я забыть не мог и не могу.
Получив прозьбу Брилина помочь вести борьбу с попом, я забрал несколько ребят красногвардейцев, взял дрезину. Когда я об этом сказал Сивухе, члену нашего совета, тот тоже из"явил согласие со мной поехать к попу, помочь мне зделать [9об] обыск у попа и ликвидировать попа. То есть, как мы тогда выражались, и я давал распоряжение: "К семафору", – это значило "разстрелять". Это было два слова, которые прекращали жизнь контрреволюционера и освобождали рабочий класс от лишней пакости, мешающей рабочему классу творить великое дело.
Выехали в Покросвкое село до восхода солнца. В Покровск приехали, только начал восход солнца. Попадья была только что вставши с постели, готовила кофе и украинские вареники, и перашки. При появлении нашем растерялась, но скоро оправилась и стала приглашать пить кофе и скушать пирошка. Я посмотрел на товарищей, которые были в разведке утомлены и голодны. Я приказал ребятам хорошенько закусить. Одним словом, не стесняться, что грязны руки попу и попадье не нравятся. Но приём зделали, как милым гостям. Покуда товарищи не позавтракали, цель нашего посещения не сказал. Ну, зато попадья щебетала, как майский соловей. Смотрю на своих ребят, [10] как уничтожают с аппетитом поповские пирошки.
После того, как последний красногвардеец вышол изза стола, я попу Платону об"явил, что мы приехали с обыском, так как у нево хранится офицерское обмундирование и вооружение, а также переписка с Дутовым, особенно найти склад винтовок.
Во время обыска нашли обмундирование, револьвер, шашку, винтовку и 40 тысяч николаевских денег. Оружие забрали, деньги оставили под подписку попу, но также взяли попа. Моё решение было допросить попа Платона и после допроса отправить к семафору. По дороге решение подкрепилось. Дело было так.
Когда стали выводить попа, то на улице была кем то созвана толпа женщин и стариков, около пятисот человек. Когда увидели, что мы уводим попа, толпа с криком бросилась на нас, желая отбить у нас попа. Я тогда выхватил шашку и пошол с обнажонной шашкой, и крикнул: "Если кто посмеет броситься отнимать попа, зарублю!" Тогда [10об] колыхнулась толпа. Я снял бомбу, видя, что толпа приближается и крикнул, что: "Стой, иначе буду бросать бомбу". Когда вывели на поляну, к железной дороге стали приближаться, толпа есчё раз зделала попытку отнять попа. Я скомандовал дать залп вверх, что было и зделано. Усадив попа на дрезину, поехали к себе в штаб на станцию Егоршино.
Злоба меня душила на попа. Дрезинщики были мадьяры военнопленные. Я хотел сначала покончить с попом, спустившись под первую гору от Покровска, но передумал довести и снять допрос, но поделился с Сивухой своим мнением: "Мадьяры тоже рабочие, также, как и у нас, у них руки тоже грязные. Ну пусть везут нас, а зачем же попа везём, тогда когда поп сам может вести себя, и за счёт его поедем и мы". Причём поп нажрался досыта, а мадьяры нас ожидали у дрезины, покуда мы не приведём попа. Моя мысль была одобрена ребятами.
Тогда я остановил дрезину, [11] скомандовал попу крутить дрезину, говоря: "Батя, тут все с грязными руками, а ты с чистыми, и тебя не хотим вести. Вези сам себя, а за счёт тебя поедем и мы". Поп ответил, что он больной. Я тогда вынул наган и дал сроку три минуты, а сам был доволен, что он откажется, так как не надо будет возиться с ним. Дальше направил револьвер на него, скомандовал: "Раз… 2…" Но поп, не ожидая "три", сказал: "Хорошо, буду крутить дрезину". Тогда я уселся и поехали. Но тут огорчился скоро: когда попа заставлял крутить дрезину, товарищи не заметно для себя ногами вытолкнули доску, которая нам служила для тормоза, так как у дрезины был испорчен тормоз, и мы очутились без тормоза.
К Егоршину покатили под уклон. Тут соображать стал, как же быть, ведь много рабочих из Покровска в депо, и много из жён рабочих защищали попа. Как бы рабочие не стали бы защищать попа. Покуда думал, потуда дрезина подкатила к депу, но скоро увидел, что я ошибся. Рабочие, когда увидели, [11об] что дрезина катится, дрезину вертит поп, фигура попа была комична. День был жаркий, поп высокого роста, когда нагибался, волосы рассыпались на лицо, по волосам пот, пыль, высматривала фигура попа какого-то дикаря из Африки. Но факт тот, что когда под"ехали к депу, рабочие стали кричать: "Ура! Водолаза Покровского везут". У меня сразу стало веселее от того, что рабочие одобрили мой поступок.
День попа я продержал в штабе, затем чтобы пустить его в расход, то есть "к семафору", но красногвардейцы к вечеру мне доложили, что в депо рабочие ведут большие споры, кто за попа, кто против попа. На этот случай приехал комиссар Сибиро-Уральского фронта от т. Берзина, который рекомендовал отпустить попа под расписку до более удобного случая, но не в коем случае из виду не упускать и в нужный момент вывести в расход. Так было и зделано.
[*поп Платон Горных расстрелян 27.07.1918 по ст.ст.]
Когда я отпустил попа под расписку, поп со штаба ушол. После ухода попа со штаба [12] я есчё вёл спор с товарищами, что неверно, что выпустили попа, как мне додали записку от Ирбитского уполномоченного чека, Ирбитский исполком с прозьбой ко мне, что в деревне Паршино сегодня гонят (самогон) кумышку, и вечером под видом выпивки будет какое то белогвардейское собрание, и прозьба кумышку из"ять и участников арестовать. Об этом я передал Макарову и Терпугову, которые из"явили согласие участвовать в этой операции. Тут же срочно распорядился сменить посты у Сухого Лога на Пышме и у Егоршинских копей. До этого на эти мосты покушались взорвать. Белогвардейцы этим хотели приостановить эвокуацию дорог, поэтому всё моё внимание было отдано на охрану мостов. И когда охрана мостов на эту ночь была обеспечена, тогда я 12-ти человекам приказал оседлать лошадей, в том числе и нас трое: Макаров, Терпугов и я. С этим маленьким отрядом двинулись в Паршино. [12об]
В то время в Егоршине жил крупный и хитрый кулак, некто Иван Осипович Бабай, по национальности, кажется, армянин, бывший подрядчик. Как видно из разговора при встрече с Егоршинцами, которые говорили, что Бабай разкулачен, но который живёт гдето поблизости Свердловска. Адрес евоный можно узнать у Егоршинцов. Он в историю Егоршинского отряда впутался таким образом.
В тот вечер, когда я попа освободил под расписку, как я уже выше написал, обеспечив охрану мостов, расставив посты на станции, сами двинулись напасть в Паршине на подпольное собрание белобандитов и разгромить кумышечные аппараты. Выехали и когда стали под"езжать к избе Бабая, в это время Бабай стал выезжать со двора на запряжённой лошади в телеге, в которой хотел отвести попа в Покровское. Этот случай знает бывшая жена Бабая, она живёт гдето около Егоршина. Когда я узнал, что Бабай везёт попа, тут же приказал [13] взять у Бабая повозку, так как мы двинулись на операцию без повозки. А во время схватки были случаи ранения, то не на чем будет везти раненных и кумышечные аппараты. Хотя в нашей практике при обнаружении аппарата разбивали на месте. Во время того, когда мы брали повозку у Бабая, Бабай пытался просить оставить телегу, дать возможность отвести у Покровск попа, но когда от меня получил мата в бога, креста и богородицу, Бабай скорей постарался от на отделаца. Поп, как мне Бабай говорил, пешком у Покровск ушол.
Второй случай у меня з Бабаем таков. Когда первый раз отступили от Егоршинских копей, был погружен и весь скот, и семьи рабочих. Назначение было на Кизеловские копи. Мне разведка донесла, что первые копи заняты белыми, а на ближних копях осталось у рабочих лошади и один жеребёнок [13об] в конюшне. Об этом мне доложили в 12 часов ночи, я послал разведку на копи.
В час ночи мне доложили, что белых разведка на первых копях. Тогда я стал приглашать добровольцев пойти взять лошадей, привести. Награда за это 200 руб., а у самого денег не было ни гроша. Об этом ребята знали, стали отнекиваться. Вдруг я слышу: "Ишь какой герой, хочит, чтобы прямо ийти белым в лапы, а сам, небось, не пошол бы". Тут мне збесило. Сразу же сказал: "Кто знает конюшню и пойдёт со мной?" Один из молодых парней сказал: "Я знаю и с тобой пойду".
В час ночи мы пошли, пробрались в конюшни, отвязали лошадей, забрали и жеребёнка, потихоньку перебрались через плетень. Нам есчё пришлось разобрать плетень. И когда подвели к станции, стало передо мной, где мне брать награду. Тогда я разбудил Бабая и предложил взять жеребёнка, и Бабай, кажется, что дал двести или же четыреста рублей. Однем словом, я Бабаю продал жеребёнка и деньги передал как награду парню.
Если испарту потребуется проверить этот факт, об этом можно спросить жену бывшую Бабая [14] и самого Бабая. Мол, привет от бывшего комиссара Красной Гвардии Егоршинского отряда Павловского, он узнал, что ты жив, хочет знать, как белые не отняли жеребёнка, которого ночью привели с копей и тебе продали, когда отступали, или как нибудь иначе. Он об этом, я думаю, с удовольствием скажет. И этот случай, кажется, помнить должен Агафонов, бывший председатель Копейского совета. Если бы был адрес Макарова, бывшего председателя Егоршинского железнодорожного совета, тот об этом рассказал бы многое.
Макаров меня не отпускал на эту операцию. Не послушал я его и ушол. Он этот случай всем долго разсказывал, как я с под носа белых увёл лошадей. Не подумайте, что этим случаем хочу себе приписать героизм или хвастать. Я ставлю задачей описывать историю Егоршинского отряда, какую борьбу вёл отряд, и какую роль сыграл в истории Гражданской войны на Урале в целом отряд. [14об]
Когда начали эвокуацию нашей дороги, то есть Северовосточной Уральской дороги, особенно в тот момент, когда стали проезжать отдельные воинские части со стороны Туринска, кулаки Трифановские с Мостовскими начали портить железнодорожные пути, класть на рельсы пни, брёвна, развинчивать рельсы, подрубать шпалы. Этим делом особенно отличались кулаки деревни Мостовая.
В один из таких дней прибежал ко мне дорожный мастер Зайков, доложил, что против деревни Мостовая наваливают пни и брёвна на пути, а в лесу ходит человек с ружьём. Не помню хорошо, кто со мной поехал верхами, но помню, что был Бурков Фиофан и, кажется, Борис Соколов, Шурка Новиков, Виноградов, всего, кажется, 8 человек.
Когда нас заметили бандиты, часть бросилась бежать в лес, 2 у деревню Мостовую. Я верхом погнался, дал несколько выстрелов из японского карабина, но тот как до деревни добежал, так скрылся. После мне фамилия была сказана, но я разделаться с ними почемуто не мог. [15]
Это произходило утром перед проходом какого то военского поезда.
По возвращении из линии, после прохода военского поезда мне передали пакет, что сегодня в Мостовском престольный праздник, много нагнано кулаками кумышки, хотят бедноту споить и зделать на железную дорогу нападение, поэтому предлагается комиссару Егоршинского отряда выехать в Мостовскую уничтожить кумышку, арестовать главарей, доставить в Ирбит, подписи пред. Ирбитского совета и уполномоченного Экатеринбургской чрезвычайной комиссии. У меня все красногвардейцы были в разгоне, оставалось при штабе человек 8. Тогда я договорился с Копейцами, они дали мне на помощь человек 6. Всего 13 человек со мной поехали в деревню Мостовую. Взяли с собой 3 запрежённых лошади в телегу.
Когда прибыли в деревню Мостовую, я скомандовал разбиться по группам, сразу охватить [15об] все улицы, установить зачинщиков, забирать, отправлять на станцию в штаб, а сам поехал по улице, отделился от отряда, наблюдать за действиями групп. Доехав до проулка, увидал группу людей, стоящих и прячущихся за углы (хат) изб. Тогда, не задумываясь, повернул вправо и поехал к указанной группе.
Только поравнялся с стоящими крестьянами, как один, довольно хорошо показывая, что он выпивши, подошол ко мне, взял лошадь за поводья и стал кричать: "Зачем приехал?" Я стал как выпившего уговаривать отойти от лошади, но он, не переставая кричать, удобнее подбирает поводья и хочет взять меня за ногу, чтобы стащить с седла. Тогда я выхватил наган, стал приказывать отойти от лошади. Тогда он схватил за наган и начал отнимать от меня наган, а стоящие и наблюдающие крестьяне стали подходить к нам. Мне уже было раздумывать [18] некогда. Я зделал выстрел в рук, тогда он схватил второй рукой за наган. Когда я зделал второй выстрел, красногвардейцы поскакали ко мне на выстрел.
Во время второго выстрела моя лошадь поднялась на дыбы, встала на задние ноги. В это время у седла лопнули потпруги, и я вместе с седлом свалился под лошадь. Кулаки подумали, что я свалился с лошади и что меня подстрелили. Сначала красногвардейцы тоже закричали, что комиссара убили, и все кинулись ко мне. Я, лёжа под лошадью, не выпуская поводьев из рук, стал стрелять в моего противника. Когда мой противник увидел, что со всех концов гонят красноармейцы, тогда пустился от меня бежать. Я уже стал стрелять вдогонку убегающему противнику. Не смотря на то, что он был ранен, забежал в ближайший двор, закрылся на задвижку и на наше требование не открывал. Тогда [18об] подошол красногвардеец, один из Копейцов, татарин, говоря: "А, шайтан, моя покажу, как умеим стрелять мы". Всунув дуло винтовки в щель ворот, выстрелил в ногу, тогда мой противник сел на камень, служивший приступком входа у избу. Тогда красногвардейцы перелезли через ворота, открыли калитку и взяли в телегу, повезли раненого моего противника в штаб.
Но интереснее всего, что с наших есчё никто не был вернувшись из Мостовской, как уже моей жене передали, что меня убили.
После того, как мы увезли несколько человек, со стороны Мостовской стало меньше нападений на железнодорожные сооружения.
Когда привезли в штаб, я приказал зделать перевязку и после зделать допрос и отправить к семафору. Но в ту же ночь приехала жена и привезла 3 детей, стала просить отдать домой.
Как я узнал из доклада [19] моего помочника т. Проскурина, что раненный является бедняк, солдат фронтовик. Его подпоили, думали, что он при моём появлении ухлопает меня. По прозьбе жены и как бедняка, попавшего в сети кулацкие, я его отпустил живым домой.
Однажды, проезжая в Москву, не помню, в 21 или 22 году, я встретил его на станции Свердловске. Я бы его не узнал, но он ко мне сам подошол, говоря: "Здравствуйте, крёсный, спасибо, ты дал мне память в Мостовой. Я выздоровел и вступил в партию, был партизаном". Мне тогда некогда было, так как поезд отходил. Этого бывшего моего противника должны знать Борис Соколов, Бурков и другие мои ребята. В крайнем случае, старики деревни Мостовской не могли забыть и укажут, кто он и откуда. [19об]
Часть 2
Часть 3
Павловский. Помощник командира отдельной бригады при Главдортрансе БССР по политической части. 1933 г.
(А может, кто его имя-отчество знает?)
