(Из дневника участника гражданской войны по Уралу и окрестностям в 1918-1919 г.г. Кр-ца 253 Красных Орлов полка) [68]
ТОМУ!
Кто первый пошёл по зову Советской Власти, кто оставил свой плуг на земле и станок на заводе. Кто геройски призывал и защищал Советы. Кто холодом и голодом ПОБЕДИЛ белые наёмные банды. И всем тем, кто стоит на защите кровных завоеваний Октября. Я тому своё пережитое холодом и голодом в дни гражданской войны и написанное в этой брошуре, хотя не так складно, воспоминание ПОСВЕЩАЮ.
ЗАХАР БЕРСЕНЁВ [69]
Из жизни "КРАСНЫХ ОРЛОВ"
Через десят лет пишу сегодня
О тех прожитых с нами днях.
Как мы дрались за власть Советов,
Смело с винтовками в руках.
Вспомниш то былое время,
Его не забудеш не когда,
Как оставались мы в губерниях
В четырнадцати лиш тогда.
Ты вспомни треск тот пулемётов,
Орудийных выстрелов удар.
Как мы дрались с тобою в месте
Против бандитов и шокал.
А вспомни те морозные ночи,
Метели снежные кругом.
Мы всегда готовы были к бою
И думали все об одном.
Эх, не забыть то время прошлое.
Чем мы питалися с тобой
За кусок овсяннаго хлеба
Готовы жертвовать собой.
Сначала про Долматов скажем,
На нём учились воевать.
Мы белых тут косили славно,
Они нас будут поминать.
Затем Егоршино, Покровское,
Туда к Ирбите в деревнях.
Там были все бои с бандитами
Кругом в великих трудностях.
Ну как не вспомниш Алапаевск,
Где продолжался бой в потьмах.
Там белые во всю нас жали,
Там Жуков наш погиб комбат.
А вспомни-ко, товарищ, Салку,
Где оставались мы в плену,
Тайгой горами и болотом
Нашли дорогу лиш одну. [70]
А как село Синчиху брали,
Лил сильный дождь, как из ведра.
Тут белых часть в реку загнали,
Мне не забыть то не когда.
А вот бывало с большей сопки
Мы били белых по цепям.
Мы Баранчу тогда держали,
Признаться, туго было нам.
А сколько раз деревню "Лая"
Пришлось от белых отбивать,
Со всех сторон в окопы белых
Ручные бомбы нам кидать.
У нас были вот герои
Пример вам с Гусева всегда,
В плен не желая он сдаваться,
Взорвал там бомбою себя.
Деревнёшка же Тюхнята
О ней молчать я не могу.
Там пленных взвод Красноармейцев
Белые заморозили в снегу.
Ну, всех боев не перечислиш,
Пройдя Урал, сходив в Сибирь,
О нас все одно кричали:
– Свои Советы не сдадим.
ЗАХАР БЕРСЕНЁВ. [70об]
ОТ ШАДРИНСКА ДО БОГДАНОВИЧА.
Начало Июльских дней. Погода стояла сухая, крестьяне готовились к уборке ржи. Наш отряд занимал позицию между городом Шадринском и первой Железнодорожной станцией идущей железной дороги из Шадринска на Богданович. Мы охраняли выходы, т.е. могущее быть наступление из Шадринска, в то время уже занятаго белыми и Чехами. Но нет, наши ожидания не сбывались, противник всё заходил к нам в тыл, и занимал всегда стоящие с зади нас позиции, по случаю чего и нам приходилось отступать до станции Долматово.
В ночь на 13-е июля наш взвод стоял в заставе в поле приблизительно в версте от станции Долматово, по направлению к Шадринску. Около 12 часов ночи наши секреты заметили в переди нас движение противника более в большем количестве, чем мы, и нам пришлось тихонько постепенно отступать к станции Долматов. На станции уже было всё в боевом порядке. С наступлением расвета наш взвод уже был на станции.
Юго-западнее Долматова начинается ружейно-пулемётная стрельба. Вот уже рассеялся утренний сумрак, не далеко уже до восхода солнца, мы с нетерпением ожидаем противника. Наш участок у изгороди кладбища. Вот уже показалось солнце. Видим перебежку противника на кладбище. Сообщения поступают, что и западнее и сзади Долматова так же подходит противник. Роты и отряды все в боевом порядке. Перед нами тянется изгородь прясло, за ними стоги соломы, правее кладбища.
Команда, и мы открываем ружейно-пулемётный огонь. Противник был пьян, и наступал во всю, ни чуть не боясь нашей стрельбы, главные силы шли против нашего участка. Пулемёты строчили во всю, как траву косили белых. Но белые всё же прут, огонь открывается с обеих сторон сильный. На изгороди у кладбища уже висят тела бандитов, подбитые нашими пулями. Противник с дикой яростью нажимает, вот уже проходит кладбище, в нескольких десятках шагах от наших окопов. [71]
Всё смешалось в сплошной гул. Правее нашей цепи шагах в двадцати по флангу пулемёт разогрелся и не стал работать. Паника. Стрелки дрогнули, стали отступать. Топорков кричит: "Тише, не волнуйтесь, товарищи, не волнуйтесь". В это время наш блиндированный поезд работал так же во всю, он был сзади и отшибал группу белых, пытавшихся перерезать, т.е. разобрать железнодорожный путь. Попытка разобрать путь белякам не удалась, блиндированный поезд подошёл во время и угостил белых так, что они больше уже не думали наткнуться на это место. Правый фланг и мы отступаем. Топорков всё так же кричит: "Товарищи, не волнуйтесь, не волнуйтесь".
Мы отступили в лощину в саженях в триста от ст. Долматово. Ну, думаем, всё уже проиграно. Противник уже занял станцию. Но в этот момент [примчался] обратно наш блиндированный поезд, врезается в цепь белых и открывает ураганный по ним огонь. У нас поднимается дух, и мы с криками ура вновь вбегаем на станцию. Противник не стерпел, дрогнул и стал отступать. В догонку мы угощали пулями. Силы противника были в несколько раз больше, но всё ж таки результаты боя оказались в нашу пользу. Осматриваем убитых и раненых белобандитов, большинство из них оказываются Чехами, Русских весьма мало.
Время уже около 10 часов утра, ожидаем указания двигаться в перёд, но увы вышло на оборот – получаем приказ отступать к Катайску. У бойцов паника, отступать не кому не хотится, но всё же, подобрав раненых, стали отступать.
Отступив до Катайска, где и стоим несколько суток. Во время стоянки в Катайске в наш отряд пробрался, тоже как будто бы добровольцем, и в одно время, выбрав удачный момент, всходил в церковь в алтарь и стащил от туда крест (не помню, позолоченный или серебряный), чем и хотел замарать наши Красные отряды, что они лиш поступили для грабежей. Но нет, эта проделка ему не удалась, замарать наших Кр-цев, нами это было обнаружено, и он с крестом был пойман. После этого был организован военно-полевой суд, и он был приговорён к расстрелу, который в тот же день был приведён в исполнение. Так пытались прихвостни капитала разлагать и [71об] противопоставлять наши добровольные Красные партизанские отряды ко крестьянскому населению. От Катайска мы отходим без бою до Каменска, где также простояв несколько дней, отступаем без бою последние на поезде до Богдановича.
ОТ БОГДАНОВИЧА ДО ЕГОРШИНОЙ.
29 Июля на Богдановиче я встречаю сроднаго брата Топоркова И.Ф., который так же перешёл в наш отряд. При отступлении же на Богданович наши односельчане из нашего отряда, как то Топорков Е.Г., Топорков И.С., Заплатин Е.Ф. и ряд других уехали домой на родину повидаться с родными, но уже более к нам не вернулись, вероятно, домашняя печка их пригрела хорошо, и они забыли про нас.
Под вечер этого дня белые, вновь зайдя к нам в тыл на раз"езд между ст. Богданович и Грязновская, разобрали путь железной дороги, на каковую наткнулся наш броневик и сошёл с пути, что для белых было весьма удачно, а для нас вновь паника. На следущий день мы ещё с некоторыми товарищами черкнули по маленькой писульке и послали с нашим однодеревенским старичком, и вечером того же дня стали отступать по направлению к Егоршиной, т.е. в Сухой Лог.
В Сухом Логу мы переночевали, спали ночь тихо. Утром около пяти часов утра белые стали на нас наступать. Бой был ружейно-пулемётный и артиллерийский. Мы держались до 12 часов ночи, и всё же пришлось отступать до станции Антрацит, опять же по случаю лиш захода белыми к нам далеко в тыл. В Антраците мы простояли день и вечером отступаем до Егоршиной. В Егоршиной уже из нашего отрада образовали 7 роту и влили в 1 Крестьянский Советский Коммунистический, потом уже названный "КРАСНЫХ ОРЛОВ ПОЛК". Начинается путешествие нашего полка.
На станцию Егоршино всё подходили Красные партизанские отряды, которые и влили в наш полк. Вот из таких то отрядов и был [72] организован и сформирован наш "КРАСНЫХ ОРЛОВ ПОЛК".
На Егоршиной мы простояли очень не много, и нас кидают на вновь открываемый фронт, в Егоршино-Покровское, где много как Покровских, так же Режевлян перешли добровольно на сторону белых. Тух нас кидают на все стороны, то в Покровское, то в Крутиху, то в Егоршино и т.д.
В половине Августа нас кидают на Ирбитский Фронт, где мы стояли около 12 суток, боёв сильных не было, лиш только были редкие ружейно-пулемётные и артиллерийские перестрелки. Хлеба же нам давали очень по малу, и питались только ягодами: черёмухой, смородиной, а воду пили из болота, душную, не хорошую.
После 12-суточной стоянки нас сменяет Алапаевский отряд, и мы вновь идём путешевствовать по обратному пути, т.е. в Ирбитский завод, Егоршино, Покровское, выселки Крутая, находящиеся кругом в бору, и вот это путешевствие проходит около 15 дней, после чего мы вновь брошены на Ирбитский Фронт, где я перешёл в пулемётчики.
БОИ ПОД ИРБИТСКИМ ЗАВОДОМ В ДЕРЕВНЯХ.
9 сентября мы обходом занимаем две деревни: Костромину и Лебёдкину, затем наступаем на село Антоновское, которое при сильном сопротивлении противника нами так же занято, где нами захвачено у белых около 60 штук 6 дюймовых снарядов, 4 ящика ручных гранат, несколько винтовок и патронов, один Кольтовский пулемёт, 6 лентов и часть разнаго обмундирования. Со стороны противника один пленный, есть убитые и раненые, с нашей же стороны лиш раненые, убитых нет. Растём во всю, торжествуем, есть боевые припасы. Жители этих деревень разбежались, большинство и даже большое отступило с белыми. Хлеба достали, сыты.
На следующий день наступаем на деревню Неустроеву и на село Осинцево. Во время же наступления, т.е. [72об] перед наступлением на деревню Неустроеву, нашей разведкой в лесу были пойманы и убиты белогвардейский офицер и его деньшик. Неустроево и Осинцево нами занято почти без бою, жители так же все разбежались.
В Осинцевой мы простояли двое суток, на третьи сутки 12 сентября утром белые на нас повели наступление. Силы белых были больше наших, и нам пришлось отступать, или лиш только по случаю захода к нам во фланг и мы отступили с боем Антоновки. В Антоновке мы переночевали. Утром ваш каваллерист передался, т.е. переехал добровольно на сторону противника, где и сообщил наше расположение, а так же и силы, которых весьма было мало. У нас в роте и вообще по всему нашему боевому участку начинается как будто бы паническое настроение, по случаю сдачи перехода нашего кавалериста к белым, но более сильные духом ободряют мало верных, и вновь все стаёт на боевое хорошее положение.
Около обеда белые стали на нас наступать. Со стороны белых был сильный артиллерийский огонь, бой завязался. Наши окопы были в плотную к лесу, мы подпускаем противника лесом близко, и под командой взводнаго командира товарища Павлова (Измоденова), который вскричал: "Ура, рота за мной", – и кинулись в атаку. Белые не стерпели и отступили, но нам преследовать их было нельзя, т.к. их силы были больше наших, а так же боясь могущих быть в лесу для нас ловушки. Мы вбегаем обратно в окопы. Перестрелка вновь разгорается. Часа через два белые заходят из лесу к нам в левый фланг, и нам с боем приходится отступать. Во время отступления близь реки у моста у нас убивает одного из руководителя этого боя тов. Павлова (Измоденова), котораго мы лиш кое как успели вынуть документы, снять оружие и скорей отступать, [73] захватив кое как с собой раненых. Отступление мы сделали за Лебёдкину в поле, где и стояли около 2 суток спокойно.
15 Сентября мы пошли в наступление на село Бичуру, которое занимаем и на следующий день переходим в Сарафанову. А Бичуру как самое саботажное село по приказанию командира каввалерийскаго отряда тов. Бекетова зажигают. Сарафаново мы поехали через Согрыш, где и ночевали.
На следующий день, не доезжая до Сарафаново весты четыре, нас повёртывают на ст. Егоршино, где стоим трои сутки.
21 сентября с Егоршиной отступаем на Самоцвет, от туда в село Катышки и от туда до Алапаевска.
БОИ В НИЖНЕЙ СИН[Я]ЧИХЕ И АЛАПАЕВСКЕ.
В Алапаевске мы пробыли с обеда до вечера и вечером отправились на село Нижнюю Синчиху одной нашей ротой. Вечером, придя к селу Синчихе, мы расположились, т.е. окопались с западной стороны села Синчихи, в село заходить побоялись.
Утром на рассвете, перед восходом солнца наш ротный командир тов. Басов взял с собой 2 красноармейцев: Серебрянникова и Интернационалиста, пошли в село Синчиху в разведку. Зайдя в село, в каковом с нашей стороны, т.е. с приходу в первых улицах белых не было, то Басов, Серебрянников и Интернационалист разошлись по разным закоулкам. Басов уходит в центр, т.е. в глубину села, где попадается белым и здаётся, как будьто бы добровольно, в плен, говоря белым, что я ротный командир и моя вся рота пришла к вам в плен. Серебряников же попадает на сонного, т.е. дремлющего постового белогвардейца, с которым схватывается в рукопашную барахтаться. Во время же схватки белогвардеец у Серебренникова откусывает пол уха, а Серебрянников белогвардейца всё же перебарывает и прикалывает, прибегает к нам. Интернационалист так же попадает к [73об] белым, которые его обезоруживают и изрубают всего на куски.
Попавший в плен тов. Басов находит хороший выход, т.е. идёт на выдумку, говоря белым, что моя рота пришла вся к вам в плен, этим их уверяет и ведёт человек около сорока белогвардейцев для сдачи своей роты, т.е. нас.
Солнце уже взошло, наш пулемёт стоял на дороге, идущей в село, у огородной изгороди в заулке. Красноармейцы большинство спали, я был вторым номером на этом пулемёте и так же дремал. У пулемёта дежурил первый номер. Вдруг видим, из улицы села, т.е. из за угла прясла идёт толпа солдат с оружием, и в переди их идёт наш командир роты Басов. Мы в недоумении, не можем понять, в чём дело. Вот толпа солдат уже вся вышла из за угла прясла, от пулемёта шагов в пятьдесят. Вдруг Басов кидаемся вперёд к нам бегом и кричит: "Пулемёт, огонь!" – бежит прямо на наш пулемёт. Первый номер пускает пулемёт, четыре выстрела и задержка. Басов подбегает к нам и вне себя скричит во всю, матюкает: "Пулемёт, огонь! Пулемёт, огонь! Рота, огонь!" Подбегает к нам, пинает нас: "Убью, мать вашу …! Сволочи пулемётчики!". Если бы белые не отняли у него ноган, он факт бы нас перестрелял. От выстрелов белые побежали обратно.
Чеса через полтора противник повёл на нас наступление с флангов, в силу чего нам пришлось отступать в лес к Алапаевску. Отступив в лес, нам дают поткрепление 8 и 9 роту нашего баталиона и две трёх дюймовых орудии, и под вечер того же дня, мы пошли обратно в наступление на село Нижнюю Синчиху. Во время же наступления пошёл сильный дождь, и мы наступали под дождём. Бой был сильный, противник держался долго, но благодаря нашей артиллерии, которая всё же била метко, с наступлением темноты мы белых из Синчихи вышибаем, заходя в левый фланг и часть белых загоняем в реку к мосту, где и угощаем их бомбами.
Раненых и убитых со стороны белых было больше, чем у нас, хотя и у нас потери большие, [74] герой тов. Басов тов. Басов оказался убитым, что было для всей роты не оценимой утерей. Утром был в плену, вышел из плену, но вечером всё же пуля противника поразила героя.
В Синчихе мы переночевали и утром по приказанию командира полка отступили к Алапаевскому заводу. Позицию наша рота заняла северо-восточнее Алапаевска подле огородней изгороди. Меня переводят из 7-й роты в 9-ю обучаться к Кольтовскому пулемёту, т.к. у нас в роте пулемёты все Максима, а в 9-й роте все опять Кольта, и пулемётчики целиком с пулемётом не наши, не ихние из своей роты в другую не переходят.
На третьи сутки моего обучения к Кольту около обеда на нас повёл наступление противник. Бой был сильный, с обеих сторон работала артиллерия, и вот под этим то огнём я и держал тут экзамент на Кольта под руководством перваго номера Кольтиста тов. Яковлева. Мы с ним пустили по белым 28 лент. Неумея же хорошо обращаться с Кольтом, а так же за неимением специальных перчаток для смены стволов, я все руки обжёг, а так же от разрыва снарядов совсем оглох.
Тут мы продержались до полночи, и ночью стали постепенно отступать. Мы со своим пулемётом снимались с позиции последними. В этом бою потери в целом для баталиона не описуемые, кроме убитых красноармейцев, убит командир нашего баталиона тов. Жуков.
Из Алапаевска мы отступаем до станции Есашной, где стоим двое суток, после чего отступаем на раз"езд за станцию в заставу. В заставе меня переводят в первые номера Кольтовскаго пулемёта, поручая мне таковой, с которым я и дрался в Алапаевске, с пулемётом я иду в свою 7-ю роту, в которой набираю команду к пулемёту и начинаю их уже обучать. Таковое обучение было на передней линии к пулемёту. На раз"езде мы простояли пять суток и от туда отступаем по приказу до станции Салка. [74об]
ОТ САЛКИ ДО КУШВЫ ВСЁ БОЛОТОМ
На станции Салка мы простояли до полночи и остались отрезанными в плену от своих по случаю падения Нижняго Тагила. Отступление со станции Салка на Кушву можно записать в историю гражданской войны на Урале большими буквами. Участники этого отступления, я уверяю, ни кто и ни когда не забудут его. С Салки мы сумели с собой захватить многое, как то фуража, хлеба, военнаго снаряжения, ещё кое что, и всё это нам пришлось, в том числе несколько эшелонов, поездов и оружия взрывать и зажигать.
Не забыть ту картину, когда мы отошли с пол версты от Салки, то пожар, огонь, взрывы на Салке были похожи на картину Наполеоновских событий. Отступать нам пришлось горными тропами, тайгой, лесом, прорубая себе дорогу топором, или же безо всякой тропы и дороги по вязнувшим и топким болотам. Приходилось верёвками, стягами вытаскивать застрявшие в болоте орудии. На себе тащили ящики патронов, снаряды и вообще всё, что необходимое. Так шли несколько десятков вёрст около трёх суток и на четвёртые только пришли в Кушву.
КУШВА, БАРАНЧА, ЛАИ
В Кушве я нашёл сроднаго брата Берсенёва Василия Афанасьевича, который там служил тогда и в то время занимал должность кассира какого то финотдела, у котораго перед отступлением мы с товарищами односельчанами оставляем часть денег и писем для передачи нашим семействам после отступления нас. Когда же мы отступили из Кушвы, то жена моего сроднаго брата Мария Евграфовна в место того, что бы отдать наши письма и денги нашим семействам, то она по приезду на нашу родину сообщает моей мамаше, моей жене и в том числе всем знакомым, что я и многие другие нашей местности красноармейце остались убитыми в Кушве, даже некоторые [75] у них в ограде. Вот как о нас в то время думали, даже свои и те не навидели нас и думали, что мы на родину больше не вернёмся.
В Кушве пока стоим спокойно четверы сутки, после чего нашу роту отправляют в обход, т.е. в тыл противника, подошедшаго и окопавшегося в верстах в двух или в трёх в лесу у небольшой речушки юго-восточнее Кушвы. Ночь была очень темна, мы зашли в тыл версты на две и наткнулись на часового при тыловом обозе, где и началась схватка, т.е. перестрелка и в полном смысле неразбериха. Мы сразу пустили в ход все четыре пулемёта, а у белых в тылу, кроме часовых, никого не было. Постреляя несколько минут, мы всё же стали подвигаться под редким ружейным огнём белых в перёд к их окопам, из которых они отступили в сторону, думая о том, что нас в тылу много. Спустя с полчаса, стрельбы от белых не стало слышно, так как они уже из окопов совсем ушли. Не зная, в чём дело, мы стали продвигаться по обратному пути лесом к Кушве, и на рассвете лиш кое как через болото вышли на Кушвинскую дорогу, которой и прошли в Кушву. На рассвете же наша разведка пошла осмотреть картину и участок боя, то обнаружилось, что кони тылового обоза белых, как были на привязи, так и висят убитые и подстреленные, а по дороге были коня запряжённые в кухнях и обозные, так же таскаются по дороге убитыми и подстреленными.
В этом лесу у нас победа была шикарная, наша разведка вторично брала коней и привезли нам с боевого участка вдоволь хлеба, мяса, мыла, оставленнаго белыми. Со стороны противника есть убитые раненыне, а с нашей стороны ранен командир роты Крутаков и один красноармеец.
После трёх дневнаго отдыха в Кушве мы идём в наступление на станцию Баранчу. При сопротивлении противника, т.е. ружейно-пулемётнаго огня, нами станция и завод Баранча взяты. У моего пулемёта на Вознесенской сопке по моей не осторожности убит [75об] мой земляк пулемётчик Бирючёв В.Ф. Простояв несколько суток в Баранче, мы пошли на помощ в наступление на дер. Лая с 1-м баталионом.
Наступление велось при помощи артиллерии, которая била не удачно, т.к. кругом дер. Лая был густой лес, вследствие чего наблюдателю не было возможности наблюдать за падением снарядов. Окопы белых были со всех сторон, с которых возможно было нам наступать. Около обеда мы стали всё же наступать. Зайдя в лог, мы сразу наткнулись на крепкое проволочное заграждение, которым и была обтянута деревня.
Команда в атаку на проволоку, правый фланг, белые нас режут, но вот мгновение, наши перескакивают проволоку, и белые, не стерпев этого, оставляя всё в окопах, в панике отступают, с обоих сторон раненых и убитых подходяще. Под вечер нашу роту снимают и отправляют в завод Баранчу, где и празднуем годовщину Октябрьской Революции, вечером сходили на спектакль, а на следующий уже день стали обратно на позицию западнее Баранчи. На позиции в Баранче мы стояли до 29 Ноября, боёв не было, лиш были редкие незначительные ружейные перестрелки.
29 ноября утром белые на нас повели наступление. Бой в начале был не сильным, но потом разгорелся во всю. Заработала с обоих сторон артиллерия. Мы держались двои сутки, на третьи же сутки, признаться, ослабли, не выдержали и стали отступать. Отступление произошло ничего, организованно, потерь сильно больших не было, но занятие же Баранчи белыми для них это обошлось не дешово, т.к. мы их угощали подходяще.
30 ноября мы переночевали в Кушве, и на следующий день нас вновь кидают на позицию к мосту железнодорожной станции. Тут переночевали, и утром в этот же день в противник нам заходит в тыл с Верхотурской стороны. Ночь была очень холодная. Ординарцы нам сообщают, что белые уже движутся не очень далеко во фланге. Вот уже есть сообщение, что [76] белые скоро, перехватят железную дорогу.
В это время уже обозы наши во всю отступали, по которым противник открыл ружейный огонь. Пехота, снявшись с позиции, тянулась цепью по желдороге, а в переди и в цепи пехоты гоняла каваллерия. С пехотой так же ехали наши полковые командиры: ком. полка тов. Кобяков и военком тов. Юдин. Вот уже противник близко, стрельба сильнее разгорается. Нельзя умолчать в силу революционнаго долга, кавалерия струсила, забыла долг перед революцией от этой стрельбы белых, бросилась в сторону, наводя этим в рядах у нас панику и увлекая за собой пехоту.
Военком полка тов. Юдин не растерялся. Он выгнал в перёд цепи, увлекая за собой цепь нашей пехоты в сторону противника. Увидав в переди военкома, наша пехота под руководством его с криком ура кидается на белых. Белые не выдержали и отошли в сторону, и даже прекратили стрельбу. Со станции Горобладгодатская шёл броневик, а за ним и шёл полевой штаб. Белые в это время рассыпались по линии жел.дороги около станции Кушва, идущей с Верхотурья. Проходя же мимо их поезд не далее двух сот шагов, белые не стреляли, как будьто провожали нас, не знаю, что у них в то время на уме было, и даже встали и на нас смотрели, что кричали между собой.
Вот уже поезд и пехота вся проходит, тогда белые начинают реденько стрелять, как будьто знаки прощания, но потом всё же стрельба сильнее разгорается. Во время отхода штабнова поезда был ранен наш полковой знамёнщик тов. Овсянников, на котором знамя было обёрнуто вокруг его тела под одеждой. Знамя не только было пробито пулей, но треть его залила кровь тов. Овсянникова. Это знамя нашим полком по Уралу было получено первым, которое получаем в Кушве от Вцика, вручённое товарищем Зиновьевым.
В Баранче были организованы первые ротные ячейки ВКП(б), где в каковую вошёл я. Из Кушвы мы отступили до станции Азиатской, где погрузились на поезд и отступаем до Тёплой горы. [76об]
Пулемётчик 7-й роты Берсенёв Захар
Часть 2
Часть 3