Плывём по реке спокойно. Приятно наконец отдохнуть от надоевшей и измотавшей всю душу железнодорожной тряски. Проходит несколько часов, вдруг слышу наверху какая то суетня и ходьба по палубе. Быстро накидываю шинель, выхожу на палубу и спрашиваю, в чём дело.
Оказывается передний пароход подходит к селу Покровскому, откуда родом Распутин. Смотрю на передний пароход: Романовы стоят на левом борту верхней палубы, рассматривают в бинокль Распутинские палестины, о чём-то оживлённо разговаривают и протягивают руки по направлению к берегу. Вот проехали и Покровское; оно уже скрылось из глаз за поворотом реки, а Николай Романов со своей свитой не скоро ещё отправился к себе в каюту и долго продолжал в волнении ходить по палубе. Проходят сутки нашего плавания. На второй день, часа в четыре впереди показалась, наверно, многим товарищам каторжанам известная, знаменитая Тобольская каторжная тюрьма. Пароходы стали подходить ближе к Тобольску. День был праздничный и население, как видно уже знало, с каким грузом идут наши пароходы.
На берег высыпал, не преувеличивая, буквально весь город: старый и малый стояли и глазели на прибывающие пароходы.
Тобольск расположен на месте слияния рек Тобола с Иртышем. По этому широкому водному пространству пароходы один за другим, быстро проплыли, пройдя за Тобольск. Но потом повернули и стали на рейде против Тобольской пароходной пристани. Это было 7-го Августа 1917 года.
Однако, производить выгрузку из пароходов ни в этот день, ни в последующие нельзя было. Дело в том, что помещения, предназначенные для бывш. царя с его семьёй и для прибывшей охраны, не были ещё готовы. Таким образом, всем нам пришлось стоять на середине Иртыша, разместившись на пароходах, вплоть до 11 Августа, когда закончился, наконец, ремонт бывшего губернаторского дома и можно было приступить к выгрузке с пароходов. [103]
Тобольск небольшой по количеству населения город, но раскиданный и занимающий в общем большую площадь. Это типичный губернский город средней руки. Отличительная его особенность – масса старинных церквей и окружающих город монастырей. Как следствие этого, – не в меру большое количество попов. Дальше, знаменитая Тобольская каторжная тюрьма, про которую я уже говорил, две других тюрьмы, 2-3 казённых губернских учреждения, казарма, винокуренный завод и вот и всё. Преобладающий элемент населения поповско-кулаческий. Улицы покрыты деревянным настилом; едешь как по клавишам, но без этого настила можно было бы утонуть в грязи. В городе имеются такие места, которые даже и летом никогда не просыхают.
Единственное на мой взгляд украшение Тобольска – это подгородная берёзовая роща, действительно очень красивая, да ещё сад Ермака Тимофеевича и музей его имени.
Во время нашей четырёхдневной стоянки на рейде, перед городом, в ожидании возможности переезда на берег, прибывшие с бывш. царём представители Временного Правительства вздумали устроить увеселительную прогулку на одном из пароходов по Иртышу совместно с семьёй Романовых и попутно заехать в Аболотский монастырь, находящийся вблизи Тобольска. Как мы потом узнали, к приезду Романовых монастырь набился богомольцами; для Романовых местным духовенством было отслужено специальное богослужение, после чего, осмотрев вместе с толпой богомольцев монастырь и его окрестности, они отправились обратно на пароход. Пароход в тот же день вернулся в Тобольск. Допуская подобное безобразие, представители Временного Правительства по-видимому были уверены, что они как нельзя лучше выполняют свой долг перед революционным народом. 11-го Августа наконец стало известно, что ремонт закончен и в этот день приступили к водворению бывш.царя и его семьи в отведённый под них губернаторский дом.
Это было в воскресенье. Охрана выстроилась по обоим сторонам [104] дороги цепочкой от самого парохода вплоть до губернаторского дома; самая процессия водворения Николая на поселение была назначена на 7 или 6 часов утра, точно не помню, с тем расчетом, чтобы успеть перевести его в дом до сборища любопытных зрителей, которые и без того во всё время стоянки пароходов на рейде собирались толпами на берегу Иртыша и нередко простаивали, в буквальном смысле слова, от солнца и до солнца, глазея на наши пароходы.
Николая с семьёй и со всею свитою перевели благополучно. Однако, в этот же первый день фактического пребывания нашего в Тобольске произошёл инцидент, который только лишний раз нам показал, что надо быть очень и очень на чеку, и что у Комиссаров Временного Правительства и у солдат охраны существовали совершенно разные понятия о том, как следует охранять бывш.царя.
Дело было так: часа в 2 дня, я не помню, куда-то отлучился в город; вдруг случайно встречаю несколько человек солдат нашей охраны; они мне взволнованно говорят: "Пойдём скорее в отряд, там не всё благополучно". На мои расспросы, в чём же всё-таки дело, они мне об"яснили, что незадолго перед этим Николай со всей своей семьёй и в сопровождении свиты из губернаторского дома пошли совершенно свободно без всякой охраны напротив через улицу в дом местного богача купца Корнилова, что при этом присутствовали представители Временного Правительства Макаров и Вершинин, а также представитель от Царскосельского гарнизона прапорщик Ефимов (как нам было известно, заядлый эс-эр). Романовы осматривали дом Корнилова, где должна была разместиться прибывшая с ними прислуга в количестве 17 человек, в этом же доме были отведены помещения для князя Долгорукова, графа Татищева, графини Гендриковой, профессора Боткина и профессора-хирурга Деревеньки. Осмстрев дом Корнилова, Романовы таким же порядком возвратились обратно в губернаторский дом. Я подумал, не воображают ли представители [105] Временного Правительства, что Романовы в Тобольске будут пользоваться полной свободою и ходить всюду, куда они пожелают без всякого караула.
В помещение команды я пришёл уже в то время, когда вся эта процессия закончилась, однако, солдаты охраны были страшно возмущены и требовали общего собрания. Собрание состоялось в этот же день. От представителей Временного Правительства потребованы сб"яснения, на каком основании они разрешили Николаю Романову пойти в дом Корнилова без охраны. Представители Временного Правительства защищались и в своё оправдание огласили на собрании утверждённую Временным Правительством инструкцию об охране бывш .царя, смысл которой сводился к тому, что отряд охраняет Николая Романова и его семью не для того, чтобы он сидел и его охраняли как арестованного, а лишь для его личной безопасности.
Далее в инструкции говорилось, что Романов переводится в Тобольск потому, что в Центре не улеглось ещё революционное брожение, из-за которого Романов может подвергнуться различным неприятностям. В Тобольске же его положение будет более безопасным, и там он спокойно может пробыть до суда, который над ним будет вершить единственный хозяин земли русской "Учредительное Собрание".
Собрание носило весьма бурный характер. Вынесено постановление с этой инструкцией не считаться и представителям Временного Правительствa категорически заявлено, что мы сюда приехали охранять Николая Романова как бывш. царя, арестованного народом, а не для того, чтобы смотреть, как будут с ним разгуливать здесь по городу. На этом же собрании было предложено представителям Временного Правительства запереть Николая Романова в доме губернатора; кругом дома и внутри поставить часовых, ночью выставлять добавочные посты и назначать три смены патрулей для обхода прилегающих к губернаторскому дому улиц. Кроме того, немедленно приступить к постановке высокого забора около дома и огородить место, куда Николаю Романову будет [106] разрешаться выходить гулять со своею семьёй два раза в день, утром от 10 до 12 и вечером от 2 до 4. Далее Романовым предоставлялось право раз в неделю ходить под конвоем вблизи расположенную церковь под названием Покрова Богородицы.
Требования, предъявленные общим собранием Сводного Отряда, были выполнены в целом представителями Временного Правительства. К постройке забора приступлено немедленно, караул выставлен, и режим для Романовых установлен согласно указаниям общего собрания.
Первые представители Временного Правительства Вершинин и Макаров, доставив Николая в Тобольск, дня через два-три уехали в Питер, захватив с собою и прапорщика Ефимова. Недели две спустя после их от"езда, прибыли к нам в отряд два комиссара Временного Правительства с большими полномочиями: это были эс-эры Панкратов и Никольский. Первое время, помимо своих прямых обязанностей, эти комиссары стали заниматься в отряде определённой работою: так Панкратов занялся обучением грамоте неграмотных и малограмотных, а Никольский приступил к эс-эровской пропаганде среди солдат отряда. Я был несколько раз на его лекциях, но со мной у него вышел казус: я однажды вступил с ним в пререкания, не помню только по какому вопросу; этот старый эс-эр так усердно стал доказывать правоту своих убеждений, что с ним случилась истерика. После этого случая он в такой степену уронил свой авторитет перед аудиторией, что лекции его сами собой прекратились за полным отсутствуем слушателей.
Кстати, не лишним будет сказать несколько слов по поводу хождения Романовых в церковь: на хождение в церковь по воскресеньям назначалась дежурная рота; часть людей сопровождала Николая до церкви, другая часть выставлялась цепочкою по обоим сторонам дороги, ведущей в церковь. Дорога была выбрана самая короткая и, если можно так выразиться, наиболее выгодная в стратегическом отношении. Дорога шла через прилегающий к губернаторскому [107] дому Тобольский скверик. Выход в церковь назначался от 7 до 9 часов утра, когда народу по праздникам на улицах было ещё немного; в самой церкви, кроме церковной прислуги к части сопровождавших солдат, не было никого. Таким образом, Романовы почти незаметно для обывателей города проходили в церковь. Несколько иначе обстояло дело по окончании богослужения: к этому времени толпа запружала нередко всю улицу; стоявшая сплошной цепочкой охрана, обращённая частью лицом к толпе, с трудом сдерживала напиравшую массу.
Большинством в толпе, как мне казалось, владело простое любопытство. От нечего делать, поглазеть на бывш. царя и его семью; хотя были и такие, особенно тёмные крестьяне глухих окрестных деревень, специально приехавшие издалека посмотреть на "царя-батюшку", как они говорили даже в то время, и пролить слезу, другую над его несчастьем.
Еженедельные путешествия Романовых в церковь продолжались до Рождества, а на самом Рождестве, как раз в первый день, во время утреннего богослужения, дьякон, служивший вместе со священником обедню, решил по окончании обедни пропеть "многие лета" государю императору и его семейству, после чего тут же присутствовавшей охраной арестован, связан и доставлен куда следует вместе со священником.
Хождения в церковь после этого случая прекращены, и для Романовых устраивались богослужения раз в неделю на дому, для чего был сооружен походный иконостас. Приходили попы и несколько человек певчих. Дежурному по караулам было вменено в обязанность присутствовать на обряде.
***
Переехав в Тобольск, Романов каждые положенные ему часы выходил с семьёю на прогулку и гулял много по отведенному для прогулок месту. Но, однажды он заявил [108] полковнику Кобылинскому, что такие прогулки ему надоели и нельзя ли привести из леса долгих дров, чтобы он мог заняться физическим трудом, пилкою этих дров для отопления губернаторского дома. Кобылинский разрешил: дрова были привезены, куплены пила и колун, и Романовы, как честные труженики, принялись пилить дрова в часы отведённые для прогулок.
Пилили обыкновенно Николай с князем Долгоруковым, колка дров лежала на обязанности трёхаршинного здорового Николаевского камердинера Чемодурова, а укладкою дров занимались дочери Романовых Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, и изредка к ним подбегал пошалить Алексей. Во время работы выходил из караульного помещения Караульный начальник и один часовой и, кроме того, тут же находился дежурный офицер. Когда заканчивался определённый час работы, за полчаса раньше бросали распиловку дров, и Николай с дочерьми быстрыми шагами ходил взад и вперёд по двору.
Впрочем, и перед пилкою дров Николай обыкновенно целых полчаса занимался сначала маршировкою по всем правилам воинского устава и лишь после этого приступал к пилке.
Выходя на прогулку, Николай всегда прежде всего подходил к дежурному офицеру и справлялся у него, нет ли каких-либо новостей и, несмотря на получаемые изо дня в день трафаретные ответы, что ничего нового нет, не мог отучиться от этой привычки.
Так у нас и тянулись медленно дни за днями, изредка разнообразясь разного рода то мелкими, то более крупным событиями. Среди последних можно отметить торжественные похороны умершего от сыпного тифа солдата нашего отряда. Это было, насколько мне помнится, в двадцатых числах Октября 17 года. Отрядный Комитет постановил воздать умершему на славном посту солдату революционные почести при похоронах. При выносе тела был построен весь отряд при оружии, за исключением некоторой части его находившейся [109] в этот день в карауле. При постановке гроба на траурную колесницу, раздалась команда: "Слушай, на караул", – и оркестр музыки заиграл марсельезу, после чего на гроб были возложены два венка, один от отряда и другой от офицеров отряда.
После этого вся процессия направилась по улицам города и как раз мимо того дома, где помещался бывш.царь со своей семьёй. При приближении процессии к стоявшему на посту у центрального входа в губернаторский дом часовому последний вызвал караул в ружьё. Дежурный офицер подал караулу команду: "Слушай, на караул", – и сам обнажил шашку, взяв её на караул. В этот момент оркестр музыки вновь заиграл марсельезу.
Бывш. царь и его семейство из окон своего дома наблюдали всё движение торжественной траурной процессии, революционных похорон, с самого начала до самого конца, пока процессия не скрылась за поворотом дороги. При этом все члены семьи стояли на вытяжку и крестились на проносимый мимо их окон гроб.
После возвращения с похорон мне, по службе, пришлось пройти в ограду, куда вся семья Романовых в это время вышла на прогулку. Меня здесь окружили бывшие княжны и задавали разные вопросы о траурном дне, при чём особое участие проявили Ольга и Мария. Они говорили, что их поразила игра похоронного марша и вообще вся церемония произвела на них очень большое впечатление.
***
Тут же, по осени, у нас случилось такое событие: приблизительно в конце Сентября месяца из Питера была получена телеграмма об отправке в адрес Романовых нескольких пудов груза. Груз этот прибыл к нам в Тобольск с одним из последних пароходов. Полковник Кобылунский предложил нашему отряду взяться за выгрузку, а деньги за работу передать на улучшение пищи. Отряд взялся за это дело. Прибывший груз представлял из себя несколько тяжёлых [110] запакованных ящиков, при чём было обозначено, что в каждом ящике находится; так были пометки: "посуда", "тёплые вещи" и т.п. и, между прочим, "фрукты". Один из ящиков с пометкою "фрукты" нам показался подозрительным. Мы его вскрыли и убедились, что наши подозрения имели некоторое основание: в первом же ящике вместо фруктов мы обнаружили ни много, ни мало, как 20 четвертей спирта. Спирт оказался ещё в одном ящике и, кроме того, 5 ящиков были с вином. Пока мы раздумывали, как нам поступить с подобными "фруктами", к пристани подошел пассажирский пароход, битком набитый возвращавшимися домой демобилизованными солдатами. Весть о том, что Временное Правительство прислало в подарок бывшему царю вина и спирта, с быстротою молнии распространилась среди них, вызвав взрыв негодования.
Необходимо было принять решительные и быстрые меры, для чего мы срочно вызвали представителей гарнизонного Совета. Было решено передать всё полученное вино и спирт в местный Губздравотдел. Однако, выполнить это не удалось, так как разозлённая толпа демобилизованных солдат грозила ежеминутно превратиться в погромную шайку, и тогда последствия были бы ужасны. Всё вино тут же на пристани было уничтожено: бутылки разбивались и выбрасывались в Иртыш.
Николай Романов, узнав о судьбе ожидаемого им вина и спирта был очень недоволен. Считая, почему-то, меня зачинщиком в уничтожении столь драгоценного товара, он недели две со мною не разговаривал и еле здоровался при встречах.
Когда как-то впоследствии в разговоре Романов упрекнул меня в том, что я отнял посланное ему вино, я напомнил Николаю, что арестованным пить вино не полагается во-первых, а во-вторых употребление каких бы то ни было спиртных напитков было запрещено ещё его правительством.
Хотя вообще надо сказать, что в вине Романовы не [111] нуждались. Не говоря уже о Царском Селе, но и в Тобольске в вине чувствовался у них недостаток, может быть только в самое последнее время, перед от"ездом в Екатеринбург. В первые же дни по приезде в Тобольск мне не раз приходилось слышать от присутствовавших на обедах у Романовых офицеров, что перед каждым прибором в среднем ставилось по бутылке вина и, кроме того, на столе стояло несколько графинчиков с водкой.
***
Такая жизнь продолжалась до Октябрьской революции. Революционная волна докатилась до нас с большим запозданием: первые известия о крушении Временного Правительства мы получили только числа 20 Ноября. Комиссар Панкратов прочитал нам на общем собрании 3 телеграммы, полученные им от Керенского и старался доказать, что большевиков уже из Петрограда выгнали, и их осталось только одна маленькая горсточка засевшая в Смольном. Телеграммы приблизительно такого же содержания продолжали поступать до 25 Ноября. Однако, при помощи ещё нескольких товарищей мне удалось охрану разубедить и доказать, что дело не совсем чисто, а потому нам во что бы то ни стало нужно быть на страже и необходимо немедленно послать делегацию в Петроград для получения более точных сведений из Центра.
Так как в это время нашими Комиссарами Панкратовым и Никольским было запрещено устройство каких-либо общих собраний, я и ещё несколько товарищей решили идти напролом. 25 Ноября, часа в 2 дня, мы пустили подпольное об"явление по отряду, приглашая товарищей на общее собрание для обсуждения важного вопроса.
Отряд собрался в одно мгновенье. Таким образом, собрание мне удалось собрать вопреки категорического запрещения наших комиссаров; отсутствие последних на собрании правда смутило некоторых товарищей и они как бы колебались и чего-то выжидали; я увидел, что настал момент [112] действовать решительно. Выступаю, говорю несколько слов о настоящем положении и вношу предложение теперь же не откладывая, выбрать из своей среды делегацию, которую и отправить в Петроград, дабы вывести себя из заблуждения и выяснить создавшееся положение. Я старался убедить товарищей, что телеграммы, посылаемые Керенским, совершенно не соответствуют тем смутным пока слухам, которые всё же до нас доходят. Нельзя же дольше оставаться в таком положении и не знать, что происходит в действительности. Старания мои не прошли даром. На этом собрании выбраны были делегаты для поездки в Питер в Совнарком,
о существовании которого до нас дошли уже известия. Были выбраны от 1 роты – тов. Жуков, от 2 – я и от 4 – тов. Лупин.
Постановление общего собрания мы сообщили Комиссарам Временного Правительства, которым оставалось только примириться с нашим решением; но тут встретилось препятствие в отсутствии денег для выполнения этой командировки. Полковник Кобылинский, заведывавший всей нашей хозяйственной частью, соглашался выдать командировочные документы, но категорически отказался снабдить делегатов деньгами, ссылаясь на отсутствие последних; целые пять дней прошло в препирательствах с полковником Кобылинским; после бесконечно долгих переговоров, поднажав на него основательно, мы получили наконец необходимые для поездки деньги. Между прочим, один из аргументов, выдвигаемых нами перед полковником Кобылинским в пользу посылки делегатов, была необходимость выяснения в Центре вопросов о снабжении отряда деньгами, обмундированием и прочим. Ведь с тех пор, как отряд выбыл в Тобольск, об нём словно забыли, и мы всё время существовали только на те средства и запасы, которые были захвачены в своё время с собою. Между тем, последние начинали заметно истощаться, особенно в связи с усиливавшеюся дороговизною.
Положение наше по этой причине, было весьма и весьма [113] трудным. Дошло дело до смешного. После того, как истощились все запасы продуктов, приходилось закупать довольствие для отряда на базаре. Между тем, наличная сумма денег была ничтожна. Кобылинский, на обязанности которого лежало довольствование отряда, вынужден был обратиться к Николаю с просьбой дать ему из личных средств Романовых некоторую сумму денег на содержание отряда. Николай охотно на это согласился и вот, как это не странно, но выходило так, что арестованный царь содержал охранявшую его стражу на свой счёт. Конечно, подобная нелепость могла иметь место лишь вследствие другой такой же несуразности. Дело в том, что Николай Романов вплоть до самой национализации банков свободно располагал своими деньгами, и на это никем своевременно не было обращено внимания. Когда ему только являлась надобность в деньгах, он просто выписывал чек на местное отделение банка, и кто-либо из пользовавшихся полною свободою его приближенных получали по этому чеку деньги в неограниченных суммах.
От такого перевода на, с позволения сказать, "царский паёк" отряд, конечно, только выиграл. Как ни хорош был отпускаемый до этого времени казённый паёк, всё же ему далеко было до того пайка, какой мы стали получать теперь.
Все продукты для Романовых закупались на базаре. В тех же случаях, когда на базаре каких-либо продуктов не имелось, как например сахару, в чём вообще ощущался недостаток, – то это с избытком пополнялось приношением монашек окрестных монастырей. За честь выпить стакан кофе на кухне у бывшего царя – эти чернохвостницы из отдалённых монастырей приносили Романовым в неисчерпаемом количестве свои подарки в виде сахара, масла, слив, яиц и пр. Об уплате за эти продукты, конечно, не могло быть и речи. От всей этой комбинации особенно выиграло наше офицерство; для них готовили Романовские повара. Мне пришлось быть на этих обедах: одно блюдо вкуснее [114] другого, разносолам не было конца, обыкновенный обед продолжался часа полтора.
Но так или иначе, надо было выяснить положение. Все эти доводы мы представили Кобылинскому. Они возымели своё действие, и мы наконец поехали в Питер.
В ночь на 30 Ноября 17 года мы выехали из Тобольска на подводах по направлению к Тюмени. Проехав 360 вёрст на лошадях, а далее по железной дороге, мы прибыли в Петроград числа 8 Декабря и сразу же отправились в Царское Село в свою часть. При встрече с нашими руководителями Полкового Комитета я увидел, что у них почему-то сложилось мнение, что Николая мы отпустили на все четыре стороны, а сами все разбежались, кто куда.
Мне долго пришлось убеждать, что в Тобольске всё благополучно и мы приехали как делегаты для выяснения создавшегося положения. В доказательство правильности своих слов мне пришлось показать все наши документы и различного рода отношения в учреждения. Тогда только они поверили, что всё благополучно, созвали общее собрание Полкового Совета. На этом собрании я поздравил товарищей, оставшихся в Царском Селе, с успехом ликвидации Керенщины, а Полковой Совет, в свою очередь, благодарил в моём лице наш отряд за мужество и энергию, проявленные нами на том посту, который нам был вверен революционным народом. После этого обмена приветственными речами была выбрана делегация для поездки в Петроград и для сообщения в Совнарком, что бывш. царь со всем семейством до настоящего момента находится под охраною, в надёжных руках, о чём заявляет приехавшая из Тобольска делегация. В состав Полково” делегации вошел и я.
Все дела в Питере нам удалось закончить к первым числам января 18 года, но мы остались ещё на несколько дней в ожидании результатов учредительного собрания.
Как известно, учредилка открылась 5 Января и в этот же день закрылась ни с чем. Мы пробыли ещё несколько дней в Питере и 11 Января отправились обратно в Тобольск, получив в дорогу определённое задание устранить Комиссаров Временного Правительства, подчинив во что бы то ни [115]
стало отряд Советской Власти и сохранить Николая Романова со всем семейством до разрешения его судьбы. Нам предписывалось не выдавать Романова без ведома и особого на то предписания ВЦИК-а и Совнаркома. С этими полномочиями приехали мы в Тобольск, 22 Января 18 года, в час ночи.
23 Января было созвано общее собрание всего отряда для сообщения о результатах нашей поездки в Питер. После сделанного мною доклада, в котором я обрисовал совершившийся переворот, его значение и потребовал признания Власти Рабоче-Крестьянского Правительства, отряд раскололся на две части: одна, левая – была за Советскую Власть, вторая – за власть Керенского, но хотя сторонников Временного Правительства в отряде было ещё значительное количество, однако, сразу же после собрания в общем настроении почувствовался резкий перелом. К тому же мы, члены Партии, решили действовать энергично и, в случае каких-либо колебаний в отряде, не останавливаться перед применением революционных приёмов борьбы.
В ближайшие же дни после собрания, число сторонников Советской Власти стало заметно увеличиваться и за исключением небольшой кучки "зубров" правых, которым мы дали в зубы волчий паспорт и предложили убираться на все четыре стороны, – остальные искренно или неискренно стали понемногу к нам примыкать.
В результате, в скором времени мы добились полного признания Советской Власти отрядом, охранявшим Романова и его семью. Правда, не раз я задумывался, как нам быть с этой публикой, присоединившейся не добровольно, а вроде как бы лишь под угрозой, думалось мне при этом, как же я поставлю такого присоединившегося молодчика на пост часовым, чем я буду гарантирован, что он вместе с Николаем Романовым не убежит куда-нибудь.
При таких условиях началось моё по истине тяжёлое [116]
служение на ответственнейшем революционном посту. Не спал я нередко целыми ночами, а всё сам торчал, то в караульном помещении, то обхаживая кругом губернаторский дом.
Нести караулы в это время было очень тяжело. Морозы загнули в середине зимы настоящие сибирские. 30-35 градусов мороза при резком ветре – обычное явление. Наши ребята, как ни кутались в полушубки и в валенки, а тяжеловато приходилось им в такую стужу стоять на посту.
***
Тобольск, 22/II-2016
Двухэтажное светлое здание между сотовой вышкой и дымящей трубой – это, насколько я понимаю, и есть тот самый губернаторский дом, где содержалось арестованное семейство. Те, кто знает местность лучше, могут поправить.
Часть 3
Часть 4